— Ничего особенного, — потупившись, ответила Вероника. — Задумалась, устала. Ты права, мама, я стала какая-то рассеянная, сама замечаю. Но бал тут ни при чём!

— На выходных будут гости. Может, тогда развеешься?

— Гости для Адельки? Нет, мамочка, позволь мне не выходить на парадный ужин. Я засыпаю от светской болтовни. А если я вам не нужна там…

— Так-так, да ты завидуешь Адельке? — понимающе улыбнулась мать. — Но Ника, это ведь легко исправить. Я думала, что ты такая бука, и вовсе не мечтаешь о женихе, но если тебе это небезразлично, за чем же дело стало? Просто дождись своей очереди. Уверена, до осени Нимфадель будет уже сосватана. Мы выберем ей самую лучшую партию из всех возможных вариантов. А тогда… Тогда, Никуша, мы всерьёз подумаем о твоей судьбе. Тебе в тягость приёмы в честь сестры? Так чего проще, поезжай в деревню! Твоя любимая тётушка Викторьена как раз сегодня написала мне, спрашивает, приедем ли мы к ней на лето в деревенский замок? Моя сестрица скучает там одна, а это наше родовое гнездышко, мы были там так счастливы детьми.

Это ведь то, что тебе нужно! Природа, свежий воздух, фрукты, простая сельская жизнь быстро развеет твою рассеянность, вернет здоровый румянец и поправит здоровье. Тебе нужны витамины! И новые впечатления. И правда, зачем чахнуть в городе, дожидаясь летнего сезона, если ты всё равно не хочешь мешать Адельке вертеть хвостом перед всеми женихами. А там, в Долинском, как только ты освоишься, Викторьена начнет устраивать простые деревенские приемы и балы, тебе не будет скучно и не придется ждать до осени!

Ну разве я не здорово придумала? Сейчас же напишу сестре, что ты приедешь к ней раньше нас!

— Нет, мамочка, не нужно, я не хочу в деревню, — забормотала Вероника. — То есть, хочу, но только с вами… Мне нравится в Долинском, я люблю ваш старый деревенский замок, но что я буду делать там одна? Я лучше бы осталась в городе!

— Никуша, на тебя не угодишь, — нахмурилась мать. — В городе ты чахнешь от тоски, в деревне будешь умирать от скуки… Это ненормально для молодой свободной девушки. Так ведут себя незаконно беременные и тайно влюбленные дочери приличных семей! Надеюсь, у нас с этим всё в порядке?

— Конечно, мамочка. Я… ничего такого, не волнуйся.

— Вот и отлично. Поедешь к тетушке, развеешься. Всё встанет на свои места. Ну, поцелуй мамочку! Я тебе только добра желаю, так что не спорь. Мне отправлять голубя Викторьене, чтобы готовила твою комнату на завтра? Поедешь? Или будешь капризничать и дуться?

— Поеду, — безжизненно отозвалась Вероника, снова решив: «Гори оно всё огнём, чем хуже, тем лучше!»

— Вот и умница! Иди, собирай вещи и сегодня ложись спать пораньше. У тебя до трех ночи горит свет! Завтра карета будет готова в пять утра. Раньше выедешь, без пробок на заставах, раньше обнимешь любимую тётушку. Договорились?

— Да, мама. Спасибо за заботу, — промямлила Вероника, сделала маленький реверанс, как они с Аделькой приучились в раннем детстве, и прошмыгнула в свою комнату.

Там она долго плакала у окна, пыталась читать сентиментальные романы и стихи, после обеда часа два терзала клавесин, вечером собирала вещи.

Нимфадель была сегодня крайне мила и внимательна к младшей сестрице, считая, что та благородно приносит жертву, ради её удобства. Чтобы все молодые люди, в перспективе — женихи, которых регулярно приглашает к себе или навещают у них дома семья магистра Шантильи, смотрели только на одну дочь и не распыляли своё внимание на младшенькую.

На деле Веронику, ни раньше, ни тем более теперь, совсем не волновала конкуренция с Аделькой. Среди молодых людей, с которыми их знакомили, были воспитанные, симпатичные, но все казались какими-то пресными, скованными рамками семейных приёмов и воскресных обедов — никто из них не впечатлял Веронику ещё со школьных лет. Круг молодых людей вокруг них с Аделькой менялся с годами, но все они казались на одно лицо. В ком не было изюминки, все рассуждали заученными фразами о своих будущих доходах, которые позволят им прилично содержать дом и будущую жену.