- Нет, - Хозяйка прижала девочку к груди, бережно её укачивая. - Нет… Это невозможно. Невозможно. 

Она словно никак не могла поверить в то, что счастливый исход реален и для такой, как она. 

Рука моя по-прежнему болела. Из тела словно откачали все силы, заодно вынув и позвоночник. Ещё немного, и я просто бы свалилась кулем прямо под бок впавшей в какое-то оцепенение Зингды. 

Кое-как доковыляв до топчана, я уселась на него, а потом, немного подумав, прилегла. В следующее мгновение, точно кто-то нажал на невидимый рубильник, я отключилась. 

Сознание ко мне вернулось столь же резко, как и потерялось. Я села, обнаружив себя на том же самом месте, на котором и отрубилась. Судя по развернувшейся перед глазами картине, времени прошло не так уж и много. 

Всё так же источали колдовской дымок курильницы, всё так же пристально меня изучали цепкие зелёные глаза Хозяйки клетей. Она стояла надо мной бледная, с пугающей одержимостью во взгляде.   

- Лунна жива, - вдруг заговорила Зингда, и что-то в тоне её голоса заставило меня вздрогнуть. - Жива и даже узнала меня… Сказала, что устала и хочет спать, - голос фейки прервался. - Я уложила её. 

Она кивнула куда-то в сторону, не отрывая при этом от меня своего пронзительного взгляда. 

- Так значит, всё в порядке? - настороженно уточнила. 

Снова отрывистое движение подбородка. А затем я испуганно вскрикнула, подскочив на топчане: хозяйка клетей буквально вцепилась мне в руки и, упав на колени, принялась их целовать.

- Благодарю тебя, - проникновенно зашептала она, обдавая тонкую кожу жаром своего дыхания. 

Чем напугала меня ещё больше, так как осознанно нарушала одно из самых главных правил фейри - не благодарить. 

- Не… - я хотела было ответить, что не стоит, но осеклась. 

Мне не следовало забывать ни на минуту, ради кого я начала свой опасный путь. И, хотя мой поступок не нёс под собой никакой иной цели, кроме как помочь двум измаявшимся душам, всё же, списывать с Хозяйки клетей столь удачно возникший долг - роскошь, которую я не могла себе позволить. 

После произошедшего Зингда переменилась. В открытую высказав мне благодарность и тем самым связав себя долговыми обязательствами, она поспешила вернуться к своему вновь обретенному дитя. 

Увидев, с какой силой в холодном ожесточенном сердце фейки бьётся материнская любовь, я вдруг почувствовала себя в безопасности. Откат после разрушенной ворожбы накрывал волнами и силы снова покинули меня. В сознании возникла приятная пустота, и я сочла благом снова улечься на топчан, подложив под голову мягкую бархатную подушечку. Спать хотелось неимоверно. 

Проснулась я утром под звонкий детский смех. На несколько секунд перед глазами в такт радостным переливам вспыхнула самая настоящая радуга. Затем я моргнула и невероятное световое явление бесследно испарилось. 

- Джия проснулась, - сообщила кому-то прелестная серокожая девочка, встав напротив и уставившись на меня выразительными любопытными глазенками. 

Маленькая мужественная Лунна оказалась удивительным созданием. Чудилось, что в её внешности собрались все оттенки серого: в глазах он деликатно мешался с голубым, а в крыльях - с лиловым. Удивительно, но после того, как ребенок вернулся в свое нормальное состояние, чернота покинула её изящные крылышки. 

По счастью, последние мне удалось не повредить и теперь они радовали своим здоровым влажно-мерцающим видом. Самое забавное, что, похоже, этот непременный атрибут живущих в ирландском фольклоре фей служил своеобразным индикатором настроения малышки. Сейчас она, например, была увлечена изучением моей заспанной персоны и крылья медленно то открывались, то закрывались, как у бабочки, присевшей отдохнуть на цветок.