– Так что ты думаешь о тех хрониках? – спросил Лонгвей нетерпеливо и на миг прищурился от засветившего в глаз лучика солнца.

Яркий свет на миг исказил его глаз, почти очертив настоящую форму. Настала моя очередь пожимать плечами:

– Будь Артефакт действительно сильным, он защитил бы королевство от имперской армии. Возможно, многие его великие дары просто выдумка?

Хотел привести в пример что-нибудь нереалистичное и якобы исполненное, но что? Непобедимое оружие, как заказал один из рыцарей? Оно хранилось в императорской сокровищнице, и непобедимо было только в диком прошлом, потому что мощно накачано магией и выдавало щит. Абсолютная защита, которую получил какой-то иноземец? Так рядом со мной шагал наследник подаренного богами небесного мандата, который в пределах Золотого города был абсолютно неуязвим.

– О, давай обойдёмся без сомнений в могуществе Артефакта, – качнулся вперёд Лонгвей и требовательно посмотрел мне в лицо. – Он может оказаться моей последней надеждой спасти отца. Поэтому – будем верить в лучшее. А что до короля Меана – этот лентяй и пьяница не занимался страной, усердия не проявлял, так что не удивительно, что Артефакт не стал исполнять его желание остановить нашу армию.

Лонгвей смотрел на меня, ожидая согласия и поддержки, как и последние десять лет. Но… всё вокруг напоминало о свободе: и высокие деревья, и иное, более свободное и естественное чем в Золотом городе устройство парка, и массивные здания с колоннами и мраморными фигурами. Сердце горело, требовало от холодного разума освободиться от оков и заявить о себе.

– О короле Меане мы знаем по хроникам цензоров, – напомнил внешне спокойно, но со странным волнением внутри. Наконец-то я мог быть более откровенным. – В этих хрониках все правители, не признавшие власть императора, выставлены в дурном свете. Поэтому мы не можем точно знать, каким был король Меан при жизни. Более того, его королевство славилось своими институтами и гимназиями, ещё до имперского закона об объединении образования в Академии сюда съезжались из разных стран, чтобы учиться у лучших умов своего времени. Не кажется ли тебе странным, что самой передовой по образованию страной управлял пьяница и бездельник?

Искоса я наблюдал за тем, как менялось выражение шагавшего рядом Лонгвея. Он и хмурился, и поджимал губы, и смотрел недоверчиво и почти обиженно.

– Хочешь сказать, архивы Золотого города лживы? – Лонгвей опередил меня на несколько шагов и пытливо смотрел в лицо.

Я поднял палец и покачал им из стороны в сторону:

– Могут быть не совсем точными. Вспомни себя: сколько раз ты искажал правду, чтобы избежать наказания или осуждения. Думаешь, такие желания проходят с возрастом, и те же цензоры утрачивают способность приукрасить историю?

Несколько мгновений Лонгвей сверлил меня недовольным взглядом, после чего по-детски фыркнул и закатил глаза. Ответа не требовалось. Как его самый постоянный спутник в Золотом городе – если не считать тайной стражи – я прекрасно знал о его привычке отпираться до последнего. Например, уронив прямо на глазах мастера каллиграфии Шэня чернильницу, Лонгвей сразу же заявил «Это не я» и только потом осознал, насколько это нелепо. Зато мастер Шэнь долго пытался осознать, как можно быть столь наглым. Лонгвей же торопливо попрощался и сбежал, и потом, когда мы вдвоём вручную оттирали пол в классе, сам не мог сказать, зачем оправдывался, ведь в наказание за разлитые чернила он бы просто убрал их магией, а из-за лжи мастеру пришлось возиться с тряпками и ведром.