«Вот ты-то мне и нужна!» – видит ее из окна студии Катя. Среди рабочих файлов на студийном Ритином компьютере она как ни искала, не нашла ничего подозрительного. Папки проектов, базы фактур, рамок, счетов – обычный хлам не отвечающий внезапно разыгравшейся интуиции/нюху на что-то этакое, о чем непременно и со вкусом после можно будет сплетничать.

«Или даже использовать в виде козыря в той самой не объявленной войне, которую эта дура тупо не видит. Чего только Золотарев в ней нашел?» – вновь натягивая шапку, Катя оглядывается на единственную остающуюся в студии коллегу.

– Аль, где Ритка вчера была целый день? – кричит ей уже от двери, мысленно торопит с ответом.

Девушка из-за дальнего стола поднимает затуманенный работой взгляд, моргает и пожимает плечами.

– На выезде, а что?

– Так, – отмахивается Катя, исчезает с не совсем понятным, – в ее бардаке никогда ничего не найдешь! Я на пару минут!

Алина хлопает глазами на захлопнувшуюся за Катей дверь, пожимает плечами и возвращает взгляд в монитор собственного компьютера, скользнув по пути о Ритин стол, царапнувшись о маленький кактусик на Катином и пропрыгав по нескольким фото в рамочках – Катя и сын, сын, Катя, котики.

– Тебе какую? – табло в гипермаркетовском кафе подсвечивает названия пицц и перечисление ингредиентов. Рита, читая, облизывает губы, а Ольга исподтишка наблюдает за ней.

– Не смущай меня, – розовеет первая под этим внимательным и несерьезным взглядом.

– И лишить себя такого удовольствия? – шепчет на ушко вторая, нисколько не думая что-либо менять.

Рита понимает ответ по-своему, удивленно поднимает бровки:

– Ты…. – поворачивается и краснеет окончательно. – Со мной флиртуешь?

«Девятнадцатый век. Тургеневская девушка», – изо всех сил сдерживается не рассмеяться Ольга. Ей приятна эта Ритина искренняя, «детская» непосредственность, но так забавна.

– Не пали нас, – подыгрывая, доверительно шепчет она подруге.

– Выбрали? – неожиданно вступает в разговор третья сила в лице работницы пиццерии.

– Знаешь, я никогда и никому не рассказывала, – задумчиво отвечает Рита на размытый Ольгин вопрос «о себе». – И не потому, что скрытная. Просто…. «некому?» – спрашивает сама себя.

Оля сидит напротив за крошечным столиком, едва вмещающем одну на двоих пиццу и два высоких бумажных стакана с трубочками.

– Твоя мама виновата. Зачем она так интересно рассказывала про «богемно-цыганский» образ жизни и трех натурщиц? – лукаво озвучивает истину.

– Мама очень не любит говорить о прошлом, – чуть склоняет голову Рита. – Сегодня ты застала уникальный момент.

Помимо нежности, близость неожиданно принесла еще один жизненный аспект – беременность. Конечно, и Диана и Кеша знали, откуда берутся дети, но наивно считали, что это как смерть – бывает не с ними.

– Мой папа родился в Москве, – рассказывая, Рита постепенно раскрепощается, и обе начинают «проваливаться» в историю, осознанную по редким семейным фоткам и скупым родительским фразам. – Его предки кровь и прах этого города. Не смейся, они еще Рюриков помнят, наверное. А у маминых предков темная и запутанная история с какими-то бессарабско-греческими контрабандистами, пленными немцами, покорением целины и побегом после из союзной республики на историческую родину.

– Ого! – смеется Ольга. – Богатое наследство! Прости, но родители твоего отца, по моему, просто скучные снобы.

– Его мать, – оскал Риты на миг становится хищным. – Жуткая тетка!

Ольга удивленно вскидывает брови – такая откровенная ненависть не вяжется в ее восприятии с нежной и мягкой Ритой.