Да, может, я излишне груб и привык действовать примитивными методами. Но я знаю, что такое воспитание вредных детей дошкольного возраста. У меня был такой опыт. И с сестрой я вел себя как брат — порой немного жесткий, тоже вредный, но все же справедливый воспитатель.

— Ты ведь не хочешь, чтобы мама переживала из-за того, что кто-то не ест полезную еду? А, пацан? — Я говорил с ним вполголоса. Почти что шепотом. Я видел, как он косится на меня и смотрит боковым зрением. Он просто боится. Это и плохо, и хорошо одновременно. Раз боится — будет слушаться. — Я не хочу, чтобы Дина дежурила под туалетом из-за того, что ты наелся какой-то экзотической еды. Ты пацан. Ты мужик. Ты должен есть нормальную еду. — Захар поднял на меня глаза. Но все еще кривил свои тонкие, раскрасневшиеся от напряжения губы. Он не мог поверить, что кто-то ему приказывает. И это не Дина. — Давай, налетай. Я же знаю, ты нормальный малый. Просто избалован слегка.

Настя явно подслушивала. Потому что на этом месте не сдержалась и хрюкнула. Я бросил на нее серьезный взгляд — и девочка опустила голову, чтобы набить рот толмой и больше не издать ни звука. Я не делал ничего плохого. Просто хотел, чтобы была хоть какая-то дисциплина. Где-то, может, нужно и по голове погладить. А где-то, я уверен, надо и пальцем поругать для надежности. Объяснить ребенку, что выбора у него нет — он либо делает как надо, либо все равно выполнит свои обязанности.

— Сын, — упрашивала Дина, — послушай дядю Эдика и съешь хотя бы один-единственный перчик.

— Он огромный, — выпалил Захар. И отодвинул от себя тарелку. — Я лопну.

— Не лопнешь, — не согласился я и погладил его по плечу. Как же удачно мы сели. Так близко. Плечо к плечу. — Давай-давай. Бери ложку и кушай. Покажи маме, что ты реальный мужик.

Захар уставился на еду, а руки спрятал под столом. Гипнотизировал толму, пока Настя доедала свою порцию. Ела быстро, с аппетитом. Уверен, что в садике их таким не кормят. Иначе бы я обожал не только пюре с кабачковой икрой.

— Настя, — удивилась Дина, — ты так быстро все скушала…

— Вот Настя — молодец. Она умница, — хвалил я сестру, чтобы Захару было стыдно. — Она девочка, а скушала все быстрее тебя.

Захара это и правда зацепило. Только реакция была не той, на которую я надеялся. Он достал руки из-под стола и сложил их накрест в позе Наполеона. Чтобы показать — он не будет подчиняться системе и всем назло не станет есть ненавистную еду.

— Ну ладно, Эдик… — Дина взяла меня за руку, чтобы сделать меня мягче. Я посмотрел на ее ладонь. Было непривычно ощущать на себе женское тепло. Даже в таком ненавязчивом виде. Она просто коснулась меня рукой, а я застыл и не мог уже вспомнить, что хотел сказать. Только смотрел на нее. В эти красивые серые глаза. И чувствовал мелкое поглаживание женских пальцев по моей обычной мужской ладони. — Пускай не ест, если не хочет. Не надо его заставлять. Если это настолько важно для Захара… Поест уже дома.

Пацан увидел, что Дина держит меня за руку, и на какое-то мгновение погрузился в себя. Он изменился в лице. Крутые брови разгладились, стали милыми детскими бровками светлого оттенка. Сморщенный нос оказался милым носиком-картошечкой. А искривленные до отвращения губы — вернулись в нормальное положение. От прежней ненависти и злости не осталось и следа. Он о чем-то задумался. Что-то у него внутри сработало и заставило отступить от своих принципов.

— А я все скушала! — хвалила себя Настя. — Бе-бе-бе! — Это уже было адресовано Захару.

И он опять показал язык. Скорчил рожицу и крепче скрестил руки на груди. Чтобы всем показать, что не собирается подчиняться. Потому что так делают только слабаки.