Полина не ответила, ребята снова принялись щупать и рассматривать малышку.

– Взгляд такой странный. Она меня видит?

Селёдка прыгнула на мягкий подлокотник кресла, встав лапами на край комода, тоже поглядела на безымянного ребёнка, потом перевела взгляд на соседского мальчишку.

Филипп коснулся пальцем пухлой щеки, ласково и боязливо погладил.

– Хорошенькая. – И тут же добавил: – Я просил у мамы сестричку, а они не хотят больше детей.

Лёша снова оглянулся.

– Мам, как ты её назвала?

– Ещё никак.

– Если бы у меня была сестра, я бы назвал её Настей, – вмешался Филипп. – Настюшкой и Настенькой.

– Пусть будет Настя, – равнодушно согласилась Полина.

За воротами затарахтел мотоцикл. Селёдка тут же спрыгнула на пол и понеслась во двор – с рыбалки вернулся дед Витя. Обычно он брал с собой кого-то из внуков, чаще всего Арину, она в пять лет обзавелась собственной удочкой и привозила Селёдке колючих, но жутко вкусных ёршиков. Арина как раз удобно помещалась в коляске вместе со снастями и табуреткой. И в этот раз привезли здоровенных карасей, плоских таранок и малюсеньких карпиков. Их обычно жарили, обваляв в муке, и ели вместе с косточками.

Селёдка тут же завертелась ужом, выпрашивая рыбу, но дед Витя не торопился раскрывать садок, поднял взгляд на окно, увидел невестку и помахал ей рукой. Она кивнула и слабо улыбнулась.

С того дня вместе с именем Настя заполучила себе двух нянек. Филипп и Лёша бегали на молочную кухню, приносили смесь и каши, а Полина больше не пахла скисшим молоком. Правда, чтобы снова стать деловой и улыбчивой многодетной мамой, ей понадобилось ещё несколько месяцев. Когда она начала играть с Настей и снова петь песни «Весёлых ребят», Селёдка вздохнула с облегчением. В конце улицы жила старая кошка Маркиза, она как-то оставила новорождённых котят на горячем шифере, и те угорели. Полина напоминала эту самую Маркизу, способную поджарить забытых на солнцепёке детей. А теперь она снова стала внимательной мамой, но Селёдка всё ещё поглядывала на неё и на всякий случай проверяла, дома ли Лёша.

Полина частенько просила сына приглядывать за Настей. На руках старшего брата та вела себя на удивление спокойно, а Филиппа просто обожала. Ему улыбалась, за ним следила серо-зелёными глазами, безошибочно находила взглядом среди многочисленных родственников и тянула руки. При этом со старшими сёстрами десятилетний Филипп общался мало, хотя Вероника и Арина гораздо больше подходили ему по возрасту.

Постепенно в дом младших Антоновых вернулась традиция по выходным замешивать целый таз жидкого теста и жарить блины. Селёдка не пропускала эти дни, жалобным мяуканьем выпрашивала жареный фарш с луком. Обычно ей перепадала только печень и то сырая, большая часть начинки уходила на потрипку. Золотистые кружевные блины продавали на рынке в основном владельцам лавочек и ларьков. Для Антоновых субботняя готовка была дополнительным доходом, хотя почти все члены большой семьи работали в совхозе «Сад-гигант» на разных должностях. Даже Полина между родами выходила на сбор яблок или обрезку деревьев. Она единственная работала на самой непрестижной должности и не стремилась к карьерному росту, не до того ей было – постоянно исчезала в декретах.

Покончив с блинами, Полина устало вытерла влажный лоб, вышла в гостиную. Настя барахталась на старом ватном одеяле, разложенном прямо на полу. Её старшие братья и сёстры оставили на атласной прохладной ткани несмывающиеся пятна. Правда, кроме Селёдки, специфического запаха никто не замечал, она же обходила одеяло стороной, но обожала тыкаться носом в прокипячённые пелёнки. Оля играла на полу с кубиками. На креслах и диване сидели взрослые члены семьи. Кто-то читал газету, кто-то играл в шашки, перекидываясь фразами, понятными только взрослым: