– Анжелика?

Последняя версия заставила гадливо поморщиться. Насмотрятся заморских фильмов и мучают детей. То у них Анжелики, то Хосе-Антонио. Называть нужно красиво: Сметанка, Щучий хвостик, ну, или хотя бы Мурочка, но, конечно, её имя, Селёдка, вне конкуренции.

А Полина продолжила перебирать имена, называя их вслух. После вторых родов она приобрела привычку общаться не только с кошкой, но и с техникой. Частенько доставая мясо из холодильника, сообщала:

– Ну, как оно тут охладилось? Замечательно. Нажарим котлет, и всем будет вкусно!

Или подходила к печке:

– Что же ты так плохо готовишь? Сдам тебя в металлолом!

Младенец снова заплакал. Селёдка фыркнула. Что за непутёвая мамаша! Не первый её выводок, неужели забыла, что делать с лысыми уродцами? Голодный, наверное, или болит что-нибудь. Кошка повела носом и сморщилась: безобразие. Пора менять пелёнки. Неужели человеческий нос настолько нечувствительный? От зловония глаза щиплет. Кошка прошлась по подоконнику, цепляя хвостом хозяйку, попыталась обратить на себя внимание, но Полина не мигая смотрела на чужую яркую жизнь.

Селёдка точно знала, что Полина любит детей, а своих в особенности, но в этот раз с самого начала всё пошло не так. Роды начались внезапно. Пока скорая добралась до отдалённой улицы, затерявшейся в каштанах, Полина родила прямо на полу спальни. Скорая всё равно забрала роженицу, так положено. Но вернули будто не её, а другого человека. Весёлая хохотушка превратилась в вяленую воблу с оголёнными нервами и ведром слёз. В шестой раз материнский инстинкт не проснулся. Полина постоянно плакала, выпадала из реальности, срывалась на мужа. В итоге он стал задерживаться на работе, Поля жаловалась Селёдке, что не на работе и не на рыбалке, но кошачий нос ни разу не учуял запаха другой женщины.

Двухлетнюю Олю на себя взяла свекровь, Тихон большую часть времени проводил с конструктором или паяльником, Арина ходила в детский сад и, будучи очень самостоятельным ребёнком, ела то, что подсовывали, не жаловалась и не требовала внимания. Старшие дети не докучали, сосредоточились на окончании учебного года. Вечно шумный дом притих в ожидании, когда вернётся прежняя Полинка.

Девушки с яркими зонтами исчезли. Полина снова вернулась к младенцу и нехотя взяла на руки.

– Ассоль?

Кошка фыркнула: да хоть бы уже и Ассоль. Главное, дай уже дочке имя! Разве это сложно?

Старшего сына Лёшку назвали в честь дяди – балагура и гармониста, всех остальных «обозвали» на семейном совете, только имя «Оля» выбрала бабушка. Полина не стала спорить, имя красивое. Бабушка Василиса выделяла красивую куколку Олюшку среди многочисленных внуков, подсовывала ей самые большие леденцы и наливала кисель до краёв чашки, остальных просто любила, ровно и порой строго, а Олюшку баловала.

В доме Антоновых всегда были дети. Как только самый младший начинал бродить по дому с зажатым в руке куском хлеба, появлялся новый младенец. Так как бабушка жила напротив, дети беспрепятственно бегали из двора во двор, калитки никогда не запирались, часто настежь распахивали и ворота. Селёдка тоже столовалась в двух кухнях: получала два завтрака и два обеда, если приезжал с рыбалки дед Витя, таскала у него рыбу, но за сметаной приходила к его снохе – Полине. Как-то так повелось, что дом бабушки Василисы называли Большим, а новый дом, где хозяйкой была Поля – домом Молодых. Хотя двухэтажный дом Молодых явно превосходил Большой по размеру и количеству комнат, стоял на высоком фундаменте, смотрел широким окнами с одной стороны на Производственную улицу, а с другой – на реку Протоку. Но сам участок всё же был меньше и сад тоже.