Василиса Александровна нахмурилась, проследила за взглядом Насти. Та смотрела на Филиппа. Не тайно и не мельком, прямо и с вызовом. А он не смотрел, но взгляд явно чувствовал. Подобрался, плотно сжал губы и нахохлился. Вот он грач. А она всё-таки зяблик. Не пара они. И никогда не были. Десять лет – вроде небольшая разница, но в их случае огромная. Он её в коляске катал и бегал за смесью на молочную кухню. Он для неё – всё, она для него – младшая сестра лучшего друга.

Яблоню посадили. Василиса Александровна осталась в саду одна, наедине с молодой ещё яблонькой, тонкой, но уже похожей на её Витю. Она дождётся яблока, обязательно дождётся, а пока узнает, что там случилось у Настёны, почему та приехала без старшего сына и, кажется, намерена остаться в Славянске навсегда. Вот так спустя столько лет выпала возможность познакомиться с младшей внучкой и узнать, что творится в душе у помощницы иллюзиониста, когда все смотрят на звезду представления.

Ой, напрасно, тётя,

Вы лекарство пьёте

И всё смотрите в окно.

Не волнуйтесь, тётя,

Дядя на работе,

А не с кем-нибудь в кино.

Группа «Весёлые ребята»

1987 год

Что за уродище! Хуже новорождённых детей только розовые крысята и болотные головастики. Хотя нет, не хуже. Лучше! Уже неделю в доме не смолкает плач. Невозможно выспаться. Какой это у них по счёту ребёнок? Десятый, пятнадцатый? Сколько можно плодиться? Мне, значит, нельзя, а им можно? Неправильно говорят «рожает как кошка», рожает как Полька! А этот детёныш ещё и безымянный. Обычно они сразу их как-то нарекали: помимо «малыша» и «крохи», сразу же появлялось имя. Видимо, закончились прозвища. Ещё бы! Столько рожать.

Кошка прыгнула на подоконник, протиснулась между горшками с цветами и села рядом с облезлым лимоном. На тонких ветках висели маленькие зелёные плоды, похожие на неспелые грецкие орехи. Лимон она не любила, но не грызла, цитрусовый запах её раздражал и вызывал чихание. В основном она покушалась на пушистые листья фиалок. С каждым годом комнатные джунгли разрастались всё пышнее и пышнее. Цветы сажали в основном в старую посуду: в кружки с отбитыми ручками, чашки и отслужившие вёдра. Но с марта даже бессмертные фикусы начали увядать. Хозяйка дома их совершенно забросила.

Подняв взгляд на уставшую женщину у окна, кошка осуждающе фыркнула. Куда это годится? Пугало натуральное. Хоть бы пригладила шевелюру. Полина словно услышала её и поправила прядь у виска. На большее её не хватило. Длинная хлопковая сорочка спереди пропиталась молоком и загрубела, её давно стоило сменить на новую чистую и не мешало сходить в душ.

Плач, переходящий в визг, снова огласил комнату. Новорожденная девочка закряхтела, её лицо сморщилось и покраснело, но Полина не обратила на дочку внимания, продолжила таращиться в окно. Там за стеклом шумела жизнь. Мимо по тротуару шли юные девушки в лёгких плащах, в руках несли сложенные цветные зонтики. Они смеялись и шумно переговаривались. У них всё ещё было впереди.

– Они могут в любой момент сорваться в Краснодар на концерт «Весёлых ребят» или на море в Гагру. Я не хочу туда, но это неважно, главное – не могу, а они могут. – Она рассеянно погладила кошку, бросила взгляд на плачущего ребёнка и снова повернулась к окну.

Продолжая разглядывать вожделенную свободу, произнесла очередное имя:

– Катя?

И снова тишина, а спустя пять минут прозвучал новый вариант:

– Вера?

Кошка осуждающе покачала головой. Назвала бы уже Шестой, а ещё лучше – последней. Ещё одного младенца её кошачья натура не вынесет.