– Давай, может, куртки посмотрим.

– Так уже тепло, ба. А в платье я все лето буду ходить.

Они обе застыли, задрав несчастные лица с полными слёз глазами.

– Ну, пожалуйста, пожалуйста. Это самые красивые платья на свете.

Дед Витя махнул рукой и отошёл немного в сторону.

– Бабьё.

Продавец вытянул парочку мятых нарядов из сумки и всучил покупателям. Девочки мерили новые платья, стоя на картонках за тряпичной шторкой. Выбрали одинаковые, только разных цветов. Василиса нарочно взяла на пару размеров больше, чтобы покупка дожила и до Нового года, а пока утянут поясом и подвернут рукава. Денег хватило и на белые носочки с кружевами на манжетах.

Внучки щебетали без умолку, скакали вокруг и постоянно заглядывали в пакет с обновками, будто не верили, что им действительно купили наряды. Проходя мимо каморки сапожника, притихли и даже спрятались за Василисой. Матанин муж кивнул деду Вите, девочкам приветливо улыбнулся.

– Доброго дня.

– И тебе не хворать, – откликнулся дед Витя. С трудом подавил желание подойти и расспросить насчёт Лёхача. Удержался, не хотел показывать, что не верит сыну. А ведь он действительно не верил. Хотел бы, но не мог.

На выходе из рынка завернули в чебуречные. Последний раз дед Витя был тут почти год назад, но ничего не изменилось: ни запахи, ни обстановка. От металлических ларьков до стены молочного павильона натянули защитную сетку, под ней спрятались пластиковые столики и стулья. Вогнутые столешницы блестели жирными отпечатками пальцев, на стульях лежали затёртые мягкие подстилки, необходимые разве что зимой. Между ножек, обтекая их как вода, ходили бродячие коты и собаки, очень уж упитанные для бездомных, только худой безногий пёс балансировал на трёх лапах и жевал чебурек, жадно его заглатывая. Видимо, не успевал на раздачу еды.

Даже наевшись оладий, дед Витя не смог устоять перед ароматом жареных в масле чебуреков. Себе взял с мясом, а девочки попросили один на двоих с сыром и укропом. Василиса не ела, смотрела на них с осуждением и обидой:

– Можно подумать, голодные. Только час назад ели оладушки.

– Васюш, это другое. Считай, традиция – погуляв по рынку, есть чебуреки. Нигде нет таких вкусных.

– Из собак.

– Да хоть из собак. Попробуй.

– Не хочу. Взяли бы лучше мяса, я бы вам дома не хуже нажарила.

Дед Витя промолчал, укусил хрустящий румяный бок, сочащийся юшкой, и от удовольствия прикрыл глаза. Снова уплыл в воспоминания, в тот день, когда впервые попробовал чебурек. Удивительно, что ни вкус, ни форма с тех пор не изменились. Если у Антоновых была яблочная династия, то у Самарчан – чебуречная. И пусть столы в уличной забегаловке постоянно шатались, вместо салфеток предлагали оторвать клочок от рулона туалетной бумаги, вкуснее этих пузырчатых воздушных чебуреков он никогда и нигде не пробовал. Они были такие огромные, что выходили за края тарелки, хрустели и при этом оставались сочными. А пахли так, что заманивали в свои сети посетителей рынка и случайных прохожих.

Настя и Оля рвали один на двоих чебурек, растягивая его сырными нитями. У них была общая радость, настоящий праздник – поездка на мотоцикле, новые платья и покупное угощение, пусть даже и чебурек, которые они, в отличие от деда Вити, не особо любили.

Он наблюдал за ними с затаённой улыбкой. Последнее время девочки очень сдружились. Среди всех детей Михаила Оля по возрасту была ближе всех к младшенькой, они делили одну спальню, но именно в этом году стали не только сестрами, но и лучшими подружками. Оля готовила Настю к первому классу. Учила её писать, читать и танцевать. Они секретничали и вели один на двоих альбом. Настя рисовала, а Оля записывала стихи и отрывки из песен. Повторяя за Вероникой, завели себе анкету, правда, опрашивали в основном родственников. Дед Витя тоже поучаствовал, ответил на вопросы, поставившие его в тупик: кто его любимый актёр и какой у него любимый цвет? Тихонов, конечно. А цвет – синий, как весенне высокое небо над яблонями.