На первую парту поставили стул. А на него гипсовую часть колонны с завитушками, рядом положили яблоко – именно эту нелепую конструкцию требовалось нарисовать за сорок минут.

Арина быстро разметила лист, но на яблоке застопорилась. Пожалуй, никто не знал так много о яблоках, как их семья, но рисовать их она не любила. Её увлекали люди. На заднем плане у доски в ожидании замерла учительница. Сложив руки на груди, она оглядывала класс поверх очков и постукивала пальцами по предплечью. Арина растушевала пальцем бок яблока и набросала человеческий силуэт в клетчатой юбке. В итоге именно на учительницу сместился акцент рисунка. Когда оставалось несколько минут до звонка, Арина всё-таки дорисовала колонну и стул.

Ксюша справилась быстрее всех и, перевернув лист, положила на край парты. По звонку то же самое сделали и все остальные. Учительница прошлась по классу и собрала рисунки.

– Ожидайте. Через десять минут объявим результаты.

Арина вышла в коридор к родным. Они тут же набросились на неё с вопросами.

– Ну как?

– Трудно было?

– Успела?

– Ты победила? – простодушно поинтересовалась Настя.

– Сейчас узнаю. Они там баллы выставляют. А потом посмотрят, кому чего наставили, и сложат оценки за два задания.

– Это хорошо, что анонимно, – задумчиво протянул Лёшка. – А что ты дома нарисовала?

– Портрет.

– Чей?

– Человеческий, – размыто ответила Арина.

Филипп стоял немного в стороне рядом с Ксюшей, спрашивал у неё почти то же самое, но поглядывал на Арину. Когда их взгляды встретились, он подмигнул ей и улыбнулся.

Арина так и не узнала, какой рисунок принёс ей больше баллов: колонна или Филипп, но лучшей назвали именно её. Пожимая руку, учительница рисования удивлённо спросила:

– Как получилось, что с такими талантами ты у нас в редколлегии только на «Молниях» сидишь?

Арина не успела ответить, Лёшка и Тихон подхватили её на руки, Вероника кинулась обнимать. Настя и Оля бегали вокруг радостно визжащей людской кучи, создавая суету, и громко орали:

– Ура!

«Молнию» в этот раз рисовала Ксюша.

До самого вечера Арина чувствовала себя чуть ли не знаменитостью. Мама испекла яблочный пирог, Филипп подарил набор карандашей, во дворе Большого дома устроили танцы. А утром она вспомнила, что со вчерашнего дня не видела свой блокнот, в котором остался и портрет Филиппа, принёсший ей победу. Перерыла рюкзак, посмотрела в каждом учебнике, стянула покрывало с кровати и облазила в спальне каждый угол. Видимо, блокнот остался в школе, скорее всего, в классе математики, где проводился конкурс.

Утром она брела в школу в расстроенных чувствах и со смутным предощущением надвигающейся грозы. После первого же урока её вызвали к директору. Она была здесь один раз, из-за разбитого случайно окна, но, в принципе, не отличалась хулиганистостью и не напрашивалась на вразумительные беседы к Святоше. Такое прозвище дали директору старшеклассники.

Игнат Степанович был человеком старой закалки, консервативный до мозга костей остро верующий баптист, отец двух дочерей-подростков и сына-переростка по кличке Апостол Пётр. Тот выглядел на все сорок, нигде не работал, часто появлялся в школе и громко страдал от падения нравов. Когда мимо проходили старшеклассницы, он осуждающе качал головой и обзывался их блудницами.

Исчезающая школьная форма стала для Святоши личной болью. Он мог пройтись по коридору с линейкой и измерить длину юбки у девочек, за майки и джинсы прогонял домой переодеваться, а макияж заставлял смывать в школьном туалете обычным мылом. Больше всего его сердила повальная химическая завивка у старшеклассниц и привычка жевать жвачку. Он постоянно носил в карманах тетрадные листки, наполненные изъятыми комками резинки. Каждую перемену устраивал обход коридоров, заглядывал в классы. Если видел кого-то, двигающего челюстью, разворачивал листок и заставлял выплёвывать. На жвачках постоянно попадался Лёшка, благо учиться ему осталось всего один год и отчисления он не боялся. Арина же считалась благополучной и была на хорошем счету в редколлегии.