Настя сидела тихо, болтала ногами и разглядывала мелкие снежинки. Вытянув язык, лизнула мокрую варежку. Катя тут же возмутилась.

– Анастасия, нельзя есть снег!

Настя даже не вздрогнула, будто не услышала. Так, впрочем, и было. Чем больше повышали на неё голос, тем меньше было шансов получить реакцию. Крик она вообще не слышала и не воспринимала полную форму своего имени. Странная, не от мира сего, её часто приходилось окликать по три раза и поторапливать в обед, иначе суп в её тарелке остывал, а сладкие булки отбирали более расторопные ребята.

Катя снова повторила, но уже мягче:

– Не ешь снег. На него собаки писали.

Настя кивнула и, сложив руки на коленях, снова уставилась на дорогу. Примерная и беспроблемная девочка. Не верилось, что такая тихоня могла укусить подружку. Только на неприятной встрече с заведующей и мамой Ануш удалось узнать причину внезапной агрессии. Оказывается, Ануш обозвала Филиппа и всю семью Черных спекулянтами, явно повторила за взрослыми. Мечтательница Настя покусала свою подружку, распознав не столько в словах, сколько в интонации, оскорбление.

Алексей пришёл. Но другой. К сожалению, не её милый Лёхач, а Настин брат, как обычно, в компании Филиппа. Настя тут же вскочила пружинкой и кинулась навстречу, коротко обняла брата и сразу же переключилась на его друга. Обхватила за ноги – выше не доставала – и затихла. Филипп погладил её по мохнатой шапке, щёлкнул по заснеженному помпону.

– Привет, Настёна. Замёрзла?

Настя отрицательно замотала головой и тут же всунула в руку Филиппа мятую сладкую булку.

Катерина удивлённо вскинула брови: ах вот куда булки пропадают! Нужны они Филиппу! У них дома, небось, колбаса палками и рафинад ящиками.

Лёша поздоровался.

– Добрый вечер, Екатерина Михайловна.

– Почти добрый. Опять Настю поздно забираете. Мне тоже нужно домой. Стою, жду, мёрзну.

Филипп поднял Настю на руки, чмокнул в холодную щёку.

– Извините. Больше такого не повторится, – совершенно искренне, но не в первый раз сказал он.

Катя невольно улыбнулась. Вот шельмец! Ещё подросток, а уже как умело флиртует: улыбается и вешает лапшу на уши. Не зря его прозвали Французом. Француз и есть. Ален Делон, блин. Только глаза не голубые.

– Лёш. Напомни маме про костюмы для снежинок.

– Она помнит. Не успевает только.

– Как не успевает? Послезавтра Утренник!

Лёша молча развёл руками.

Катя от возмущения покраснела.

– Что же делать-то? – На секунду она замерла и тут же решительно выпалила: – Я завтра после работы приду. Помогу.

– Значит, завтра Настю не забирать? – тут же сориентировался Лёша.

– Пусть дядя Алексей нас на машине заберёт. Маму предупреди.

Лёхач недавно стал гордым обладателем подержанного жигулёнка, катал на нём своих друзей бывших десантников, громко слушал музыку и курил, выдувая клубы сизого дыма прямо в открытое боковое окно.

Пока они договаривались, Настя притоптала вокруг Филиппа рыхлый снег. Обходя его, держалась то за одну, то за другую руку и заглядывала в лицо.

Катя довела их до ворот и вышла на узкую дорожку тротуара, присыпанную песком.

– Поторопитесь. Быстро темнеет.

– До свидания, Екатерина Михайловна, у вас очень красивое пальто, – вдогонку крикнул Филипп.

Катя не ответила, но улыбнулась. Комплимент от подростка, да ещё такой бесхитростный, всё равно польстил. Лёхач тоже так умел: забалтывать и укладывать на лопатки даже таких отличниц и серьёзных девочек, как она.

На следующий день Лёхач не приехал. Кипя от гнева, Катя шла к дому Антоновых и тащила за руку Настю. Нервно дёргала и поторапливала: