После первого пойманного видения Лёша часто бродил в цветущем саду и ловил обрывки воспоминаний: яркие лоскутки чужих жизней, переливчатые стекляшки в калейдоскопе. Теперь он совершенно точно отличал свои детские воспоминания от яблоневых, порой слишком взрослых и сложных. Каждую весну Живой сад наполнялся ароматом прошлого и сладкой тоской. Лёше казалось, что взрослел он не в даты именин, а в те дни, когда примерял на себя чужие судьбы. С каждым воспоминанием он не только лучше понимал родственников, некоторых из них он не знал при жизни, но и открывал новые стороны самого себя.

Лёша выбросил огрызок в темноту, нащупал в кармане «Электронику» и уже собирался идти сдаваться отцу, как услышал голоса и остановился. Подслушивать не планировал. Но уловил своё имя и притих.

– Оставь Лёшку в покое. Не женится он. Не та натура.

– В покое? Обрюхатить, значит, хватило ума, а жениться – нет?

Лёша скривился. Понял, что бабушка и дедушка говорят не о нём, а о дяде Лёхаче. Судя по всему, он опять погулял с последствиями.

– Катерина врёт. Не беременная она, – уверенно заявил дедушка Витя.

– Ты и про Полю так говорил. А вот уже седьмым пузатая.

– Поля другое. Она своя.

– Время такое неспокойное, страна рушится, а они снова в роддом собрались. – Бабушка Вася вздохнула, зашелестела её длинная юбка. Лёша испугался, что его увидят, и отступил назад. Но бабушка продолжила спокойно: – Кстати, она сказала, что, если будет девочка, назовёт Галиной, а если мальчик – Степаном. Уверена, будет пацан, живот огурцом.

– Надо же, а Полинка-то хитрая. Хочет, чтобы я с ним возился. И у меня будет персональный внучок с именем брата или сестры. Ты вон Ольку больше всех любишь.

– Неправда. Я всех люблю.

– Всех любишь, но Олюшку обожаешь.

Бабушка Вася не стала спорить. Лёша едва не хмыкнул. Все знали, что Оля любимица бабули, и принимали как должное. Её легко было любить. Заводная весёлая кукла.

На несколько секунд замолчали. Дедушка вздохнул.

– Галей можно, она уже яблоня, а Стёпой не надо. Не положено, чтобы в семье одинаково звали. Плохая примета.

Бабушка удивилась.

– Алексеев у нас двое.

– Плохая примета, – повторил дедушка. – Матаня говорила, что судьбы путаются.

– Это Матанин муж говорил, сапожник.

– Тем более. Этот просто так болтать не станет. Плохая примета. Не надо было Лёшку Лёшкой называть.

Лёша отошёл от дерева, встряхнулся, избавляясь от неприятного осадка подслушанного разговора. Он, может, и Лёшка, да только дядя – нет. Он Лёхач. И Матанин муж с чугунным взглядом сто пудов ошибся.

Перемен требуют наши сердца

Перемен требуют наши глаза.

В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен

Перемен, мы ждём перемен.

Группа «Кино»

1991 год

Катя нервничала. До Нового года осталось всего четыре дня, а значит, праздник она встретит старой девой. Безобразие. Двадцать два года, она до сих пор не при муже. В следующем году придётся поднажать и сводить Лёхача в загс, желательно до мая. В мае нельзя жениться, примета плохая. Охомутать Антонова беременностью не получилось. Пришлось потом выкручиваться, придумывать выкидыш и самой же себе напоминать, что ей должно быть грустно и обидно и нельзя заниматься любовью. Лёхач сразу отдалился, пошёл искать доступное тело. Наверняка к Тоньке-шалаве ходил. То-то она цвела, как клумба.

Ох уж этот Лёхач. Вредный, гулящий бабник! Но такой любимый бабник… Может, сегодня именно он придёт забирать племянницу?

Катя нетерпеливо поглядывала на ворота детского сада. Всех детей разобрали. Кроме Насти. Почти всегда за ней приходили в числе последних, и это не единожды становилось поводом для недовольства заведующей. Все Антоновы перешли в школу и возвращались домой самостоятельно, в саду осталась только Настя. Её забирали то мама, то дядя, то папа – кому было по пути. Но чаще всего приходил старший брат с Филиппом Черных. За Настю было обидно, словно в многодетной семье для неё не осталось любви и внимания. Катя приглядывала за ней, старалась чаще обнимать и всегда втягивала в групповые игры. Только Настя вряд ли страдала от одиночества. Большую часть времени витала в облаках. Что-то напевала, пританцовывала и разглядывала разводы на линолеуме. В книгах и фильмах такие девочки всегда оказываются на вторых ролях и оттеняют яркость главных героинь. Когда-то Катя сама такой была – подружкой главной героини, а потому Настю она жалела, видя в ней в первую очередь маленькую себя – недолюбленную и недооценённую.