Чертова влюбленность.

– Ему больно? – спрашиваю зачем-то, глядя на синяки и мелкие порезы от стекла на лице Ильи, они тянутся сбоку головы и к самой скуле, видны из-под белого чистого бинта, пересекающего его лоб белой полосой.

Сразу же накатывают воспоминания о крови на его лице, о красной луже, растекающейся по снегу в свете фар, разбитой машины. Лучше об этом не думать, сразу начинает мутить. Но не от того, что кровь – это тошнотворно, а от страха, что это его кровь.

– Нет, он на сильных обезболивающих, но он все чувствует, можешь взять его за руку и даже поговорить.

– Я читала, что пациенты в коме слышат людей… ммм, снаружи.

– Слышат, и чувствуют эмоции и интонации, мозг улавливает это, даже если сознания нет.  Многие врачи верят, что это может помочь пробуждению. Поговори с ним, заставь его мозги работать, глядишь, и проснется быстрей, – Глеб улыбается в конце и подмигивает мне. – Только, пожалуйста, в позитивном ключе. А то не захочет возвращаться, если тут его не ждут.

– Ты сам в это веришь? – испытующе гляжу на Горина.

– Верю, – уверенно, – оставлю вас ненадолго.

Когда он уходит, я возвращаю свой взгляд к Илье. Что ему сказать позитивного, если любая мысль про него и меня рано или поздно заходит в тупик. Он мне изменил, а я согласилась стать его женой. Я от него беременна, а он меня предал с другой.

Осторожно втискиваю руку в его большую безвольную ладонь, мне всегда так нравились его сильные длинные пальцы. Он умудрялся не только требовательно тыкать ими в монитор, заставляя перерисовывать мои смелые идеи в проектах, но дарить мне же ласку и нежность, когда касался моего тела, проводил по губам, прежде чем поцеловать.

– Привет, – вырывается из меня ужасная банальщина, аж стыдно. – Что тебе сказать позитивного? Мы выжили, это уже хорошо. И-и-и… с твоим ребенком тоже все в порядке, он там, наверное, поволновался внутри, но сейчас даже живот почти не болит.

Ровно в этот же момент низ живота прошивает колющим спазмом, будто его внутренний житель решил поддержать беседу. Это, конечно, бред, обычное совпадение, может, действие лекарств закончилось, но я кладу на него руку.

– Малыш передал тебе привет, – вырывается из меня нервное, и на мгновение мне кажется, что линия пульса на мониторе начала скакать чаще. Да нет, показалось.

– Боже мой, так сложно собраться с мыслями, – тру свой лоб. – Я… не знаю, как мне быть. Ты лежишь здесь, ни о чём не подозреваешь, а я… Не могу просто забыть, что ты предал меня, но и бросить тебя не могу. Мне кажется, это какой-то невообразимой подлостью.

На меня накатывают чувства и рвутся слова, которые я не могу остановить даже несмотря на то, что они совсем не позитивные.

– Я очень на тебя зла, Воронов. Я не понимаю, чего ты хочешь. Ты сделал мне предложение, чтобы прикрыть свой косяк? Это должно было быть по-мужски, сделал ребенка, женись? Так? Как это у вас, полигамных мужчин в голове укладывается? – пожимаю плечами. – А знаешь, что обидно? – опускаю взгляд на лицо, – я люблю тебя, идиота, и от этого еще больней. Мне было бы проще, если бы это было не так. Но увы… я тебя люблю. И это не выключается.

Боже, что я несу? Все, что накипело, если честно. Машинально поднимаю взгляд на монитор с его сердцебиением, внезапно очень хочется получить от Ильи какую-нибудь реакцию.

«Я люблю тебя больше жизни и хочу этого ребенка!» – всплывают в памяти его слова.

– Не знаю, верить ли тебе. Так что… придется проснуться и объясниться со мной лично, не люблю вот такие монологи, чувствую себя голой. Ты спишь, а я обнажаюсь до самого мяса. Это нечестно, Воронов! Вечно ты в позиции сверху, даже когда лежишь!