Сглатываю комок, стоящий в горле. И глаза на мужчину поднимаю. Полные слёз и боли.

Даже не хочу думать о другом исходе.

− Разумеется, если в ходе операции не возникнет ничего экстренного. – Мужчина уходит от ответа.

Даёт надежду. Тяжело выдыхает. Пытается удержать на губах улыбку.

− Но как вам всё-таки удалось собрать сумму, не поделитесь?

Его голос звучит с некоторым сарказмом.

Дёргаюсь. Наверное, ослышалась.

Он не может знать о том постыдном поступке. Никто не может. Это – тайна за семью печатями.

− Мама для меня – всё. – Отвечаю резко.

Вздёргиваю подбородок. В глазах – странный блеск. Не позволю над собой издеваться.

И усомниться в том, что заработала эти деньги вполне честным путём.

− Продала кое-что… ценное. – Осторожно комментирую.

Небрежно взмахиваю рукой. Закусываю щёку до боли, чтобы не сорваться.

Я ведь взрослая девочка теперь, справлюсь.

− Значит, ей повезло. – В глазах доктора тихое спокойствие.

Его явно удовлетворил мой ответ. А что продала – не имеет смысла.

Снимает очки, массируя переносицу. И пухлую медицинскую карту моей мамочки захлопывает.

− Я сообщу вам, когда придут все результаты анализов.

Киваю. Сухо прощаюсь, прижимая сумочку из кож зама к груди.

Передвигаю ногами как шарнирная кукла.

Выхожу за дверь, закусывая губу. Чтобы не заорать. Ничем себя не выдать.

Сердце стучит неровно. Бьётся в агонии.

Зубы отбивают ритм. Как будто бешеная чечётка никак не заканчивается.

Никак не могу успокоиться. Выдохнуть.

По-прежнему переживаю за маму.

Иду по коридору, шаркая ногами по полу. Просто сил нет. Сутулюсь. Плечи не расправляются.

И дышать всё так же тяжело.

Не могу поверить, что почти всё получилось. Донор найден, деньги переведены.

Мамуля хорошо себя чувствует. Старается держаться, несмотря на то, что её сердце изношено под завязку.

Готовится к операции.

Тринадцать ступенек вверх. Поворот налево.

Этот маршрут за почти год изучила полностью. Могу пройти до маминой палаты с закрытыми глазами.

Не ошибусь ни разу.

Но сегодня иду с улыбкой. Дыхание выравнивается. Становится спокойным. Тихим.

Всё получится. Обязательно станет лучше.

Поворот направо. Прямо до окна. И вот до того фикуса в кадке.

Заворачиваю за угол, приветствуя медсестру на посту. Знаю их всех поимённо.

А ещё наличие детей, мужей и домашних животных. Стала им на вроде хорошей знакомой.

Которая добрым словом поддержит. И выслушает.

− Елена Ильинична, можно? - Глазами на дверь палаты мамы показываю.

Она кивает. Милостиво разрешает зайти, не переставая считать какие-то таблетки. Раскладывает по ячейкам.

Мышью шмыгаю в палату.

Здесь темно. Мрачно. Пахнет какими-то лекарствами, а у кровати одной из женщин стоит капельница.

Мамочка отрывает голову от подушки. На лице – тихая улыбка. Под глазами – синяки.

Но она всё равно рада меня видеть.

Я ведь дней пять её не навещала…

− Никуся, как ты, детка? – Улыбается слабо. Закашливается.

Подскакиваю к тумбочке. Плескаю в гранёный стакан прозрачную жидкость. И мамулю пытаюсь на подушки усадить.

− Всё нормально, не беспокойся. – Протестует.

Не хочет показаться немощной и слабой. Хотя я знаю, что анализы становятся всё хуже и хуже.

Без операции она не протянет долго.

− Лучше расскажи, как сдала последний экзамен?

− Во вторник, завтра, буду сдавать, мама. – Мой голос будто охрип.

Прячу глаза. Не хочу рассказывать о том, что во вторник – пересдача. Для тех, кто не сдал.

Для отстающих.

Я ведь даже не явилась на экзамен, потому что весь тот день была занята подготовкой к покорению Амира.

Тряслась ужасно.

И ничего запомнить не могла.

− Милая, медсестра сегодня мне сказала, что меня на этой неделе будут готовить к операции. Якобы нашли донора. И все услуги оплатили…