Последнее, что я видела, это разбитые башмаки, которые он на меня натягивал, прямо на мои новые туфельки…

Дознаватели были уже близко.

Я слышала, как они каркали, как они пробирались по карете, грубо тыча фонарями в сидящих на лавках людей. Сердце мое колотилось, как сумасшедшее, я вся сжалась в комок. Мальчишка, что меня замаскировал, привалился ко мне боком, скрестил на груди руки, снова закинул ногу на ногу и даже голову на плечо положил — вот нахал! Хорошо, хоть руки не распустил… но в моем положении, кажется, возмущаться было бы глупо.

Искоса поглядывая на проход, по которому метались тени, я замерла, когда увидела длинное черное пальто из тонкого сукна, плащ, словно вороновы крылья, словно рваная тьма, черные сапоги, ряд пуговиц, и руки в черных перчатках…

Чуть приподняв голову, я увидела жуткую маску из потемневшего металла, похожую на череп голубя, с длинным клювом и с пустыми огромными глазницами.

— Девчонка, — прокаркал дознаватель. Он назвал мое имя, невнятно, исковеркано, настолько насколько ему позволяло его птичье горло.

— Никогда его не слышал, — равнодушно ответил мой нечаянный защитник.

Дознаватель поднес свой фонарь поближе к лицу мальчишки. Но фонарь по— прежнему горел ровно, верный знак, что мальчишка не врет. Ну, еще бы! Имени моего мальчишка действительно не знал.

— Уберите свою вонючую чадилку! — меж тем возмутился мой спаситель. — Тут итак дышать нечем.

— Чье? — прокаркал дознаватель, ткнув своим металлическим черненым клювом в сторону моего чемодана. Волна жаркого страха прокатилась по моему телу. Попалась! Сейчас они поймут, что бесхозных вещей не бывает и начнут разыскивать хозяйку!

— Моё, — меж тем преспокойно ответил мальчишка. Фонарь вспыхнул ярче, дознаватель хрипло, насмешливо каркнул.

— Открывай! — злорадно проклекотал он.

Его голос был очень страшен. Будто сама тьма касалась сердца острыми когтями. Такими же острыми и опасными, как черные железные когти на его перчатках.

Но мальчишка не сдрейфил.

Он своей длинной ногой небрежно наподдал моему чемодану пинка, да так, что тот крутанулся и остановился, обернувшись стороной с замками к мальчишке.

Я не успела и подумать о том, как тот будет выкручиваться перед дознавателем. Мальчишка, к моему глубоком изумлению, выудил из своего кармана ключ — мой ключ, на серебристой цепочке! — и неспешно отпер чемоданчик.

Дневник, теплые брюки их клетчатой шерсти — это не могло вызвать подозрений. А вот панталоны… о, господи, стыдоба— то какая! Вороша мои вещи, своими когтистыми лапами дознаватель вытащил мое белье! И теперь оно висело, покачиваясь на его черном когте.

— Это что? — зашипел дознаватель злорадно.

Но мальчишка и теперь не испугался. Глаза его радостно и возбужденно разгорелись.

— Ах, это, — мастерски изображая смущение, протянул он, почесывая в затылке всей пятерней. — Ну, тут, понимаете ли, вот какое дело: я влюблен в свою кузину. Это ее. Да, да, не мое! Я украл это. Нет! Вы посмотрите, какие идеальные очертания!

И он почти благоговейно снял с когтя дознавателя мои панталоны.

Они, конечно, были не новые, но, разумеется, идеально чистые. И даже пахли недорогим порошком. Но мальчишка смотрел на них с нескрываемым восторгом, и даже фонарь дознавателя не реагировал.

Значит, не врет…

— О, господи, — с чувством произнес этот бесстыжий врун. — Это идеально. Это прекрасно. Это эталон!

И он зарылся лицом в белую ткань.

— Божественный аромат, — пробубнил он откуда— то из панталон.

Господи, стыд— то какой! Я едва не сорвалась со скамейки с криком, чтобы дознаватели уже забрали меня и отняли мои труселя у этого мелкого вруна, но дознавателю самому не очень нравилась эта фетишистская любовная история.