– Как ты? – его голос глухой, низкий, хриплый.

Я молчу. Просто смотрю. Просто жду. Он не может быть таким. Это неправильно. Он должен быть зверем, монстром, убийцей. Должен схватить меня, прижать к прутьям, задыхаться от собственного яростного желания. Но он просто сидит. Слишком близко. Слишком спокойно.

Я вжимаюсь в угол клетки, отодвигаюсь от него, насколько это возможно. Ему нельзя верить. Он убивал. Он разрывал. И если сейчас он спокоен, значит, просто ждёт момента, чтобы снова сломать меня.

Он двигается медленно, очень медленно, будто сам боится, что сорвётся. Протягивает руку. Я замираю, грудь сжимается, дыхание застывает в лёгких, потому что я знаю, что будет дальше. Он ударит. Он сорвётся. Он схватит меня за горло, впечатает в пол, зарычит мне в ухо, как зверь, которому плевать на мои крики. Я знаю, я видела это в его глазах.

Но он не бьет.

На мои плечи ложится плед.

Я не сразу понимаю, что произошло. Ткань мягкая, тёплая, пахнет им – тяжёлый, пряный, терпкий запах, пропитанный потом, чем-то мужским, резким, чуть дымным. Запах силы. Запах опасности. Запах его зверя.

Я не понимаю. Это какая-то новая игра? Новый способ сломать меня? Почему он это делает? Почему вместо того, чтобы разорвать меня, как всех до меня, он теперь заботится?

Я сжимаю пальцы в пледе, кожа покрывается мурашками, но не от холода. Мне страшно. Не так, как вчера, когда он рухнул на меня зверем, лишённым разума. Нет. Этот страх другой. Он вползает в лёгкие, оседает в крови, шепчет: если он заботится, значит, я для него больше, чем просто тело в клетке. А это куда опаснее смерти.

Зверь молчит, но его взгляд прожигает насквозь – тяжёлый, изучающий, такой, от которого хочется сжаться в комок и исчезнуть. Я чувствую, как он скользит по моей коже, по дрожащим пальцам, по губам, которые я безуспешно пытаюсь не кусать. Он смотрит, не отводя глаз, слишком пристально, слишком спокойно. В этом спокойствии что-то хищное, опасное. Я не выдерживаю, сжимаю пальцы в кулак, ногти впиваются в ладонь, оставляя полумесяцы боли, и тогда он вдруг спрашивает:

– Ты ненавидишь меня?

Я вздрагиваю. Его голос глухой, хриплый, но без той ярости, что была раньше. Я поворачиваюсь к нему слишком резко, инстинктивно, не думая. Внутри вспыхивает огонь, горячий, пульсирующий, такой яркий, что мне почти становится жарко. Нет, я не ненавижу его. Я чувствую что-то гораздо хуже.

– Я боюсь тебя, – слова слетают с губ прежде, чем я успеваю их осознать.

В тишине они звучат оглушительно, тяжело, как приговор. Я задыхаюсь в ожидании. Я жду, что он снова усмехнётся – хищно, зло, что его глаза вспыхнут насмешливым огнём, что он скажет что-то жестокое, что рассмеётся мне в лицо, снова покажет мне, кто он есть. Или что вспыхнет, как прежде, что его затрясёт от злости, что он сожмёт кулаки и кинется на меня, припечатает к прутьям, рыча мне в ухо, что напомнит, что страх – это единственное чувство, которое я должна к нему испытывать.

Но он просто кивает. Медленно. Словно знал, что я это скажу. Словно это именно тот ответ, который он ожидал услышать. И мне становится страшнее, чем когда он рычит.

Зверь молчит, но я чувствую его. Каждой клеткой, каждым натянутым нервом. Тишина между нами вязкая, как чёрная смола, липкая, удушающая. Она пропитывает воздух, растекается между нами, как что-то осязаемое, давит на грудь, сжимает горло. Я не знаю, сколько прошло времени. Минуты? Часы? В этом месте не существует времени, здесь есть только он.

Я украдкой смотрю на него. Сгорбленный силуэт в тусклом свете лампы, широкие плечи, крепкие руки, испещрённые шрамами. Он кажется неподвижным, но я знаю, что он чует меня даже в темноте. Что слышит моё дыхание, улавливает малейшие движения. Он не человек.