— Так бесов изгонять надо, — спокойно подсказала я и повернулась к мужчинам, которые в прошлый раз тащили тётку. — Эту во двор, изгонять бесов будем.
Фросинью потащили на улицу, я же поднялась наверх. Хлыст Августа лежал в комнате, на столе. Что же, никогда не думала, что придётся им воспользоваться, но иначе не понимают.

Взвесив в руке орудие, усмехнулась. Он мне казался тяжелее.
Во дворе уже собрался народ. Хлеба и зрелищ подавай, хлеба и зрелищ… Миры разные, а люди одинаковы.

— Замараете ручки, миледи, — усмехнулся старик, который в прошлый раз шутил. Сейчас он уже не лежал на тюфяке, а стоял на крыльце, наблюдая.

— Настолько любопытство замучило, что ты решил выйти? — поинтересовалась я. — И не опасаешься, что госпожа на тебя рассердится?

— Да что мне опасаться, старый уже. А почему вышел… Не любопытство это, просто служил раньше палачом, службу вспомнить захотелось.

— Палач, значит, — кивнула я, усмехаясь. — Что же, казнить я никого не собиралась.

— А палач не только казнит, но и заключенных пытает.

— И что? Не забыл, как работу делать? Покажешь? — прищурившись, спросила я. — А то ведь и правда ненароком руки замараю.

— Госпожа! Умоляю, госпожа! — раздалось судорожное от Фросиньи, но я не обратила ни малейшего внимания, смотрела исключительно на деда.

— Хлыстом необходимо уметь пользоваться, — принялся рассказывать дед, забирая орудие и разматывая его. Он осмотрел его со всех сторон и несколько раз звонко щёлкнул в воздухе. Фросинья уже скулила на одной ноте, побелев от ужаса.

— Каков приговор будет, госпожа? — спросил дед, хищно улыбаясь тётке. — За такое раньше пятнадцатью ударами наказывали.

— Как тебя зовут?

— Грегор, миледи, — представился старик.

— Грегор, пять ударов хлыстом, — озвучила я приговор.

— Добрая вы, миледи. Но ничего, я и за пять ударов шкуру спущу. Поворачивайте красавицу нашу, да привязывайте к столбу, — развеселился дед, а я внимательно наблюдала за ним. Сильно ударить он не сможет, сил не хватит. Неужели запугивает? А что, это, в принципе, любопытный ход. Фросинья и так на грани обморока, она даже не поймёт, сильный удар или нет.

— Мне её лечить потом? — поинтересовался Захар, подходя ко мне. — И ещё можно вопрос?

— Задавай, — кивнула я, наблюдая, как Грегор играется со своей жертвой.

— Почему её вы наказываете, а Алексия отпустили?

Я оглянулась, чтобы проверить, не слышат ли нас.

— А сам как думаешь?

— Отец Алексий не совсем ваш подданный, — принялся размышлять мужчина. — В отличие от женщины, жизнь которой зависит от вашей воли.

— Священников судит храм, — объяснила я. — Даже Его Величество не в силах это сделать, оттуда такая власть у служителей. Я бы могла настроить людей, но самосуд мне не нужен. Не стоит даже давать им возможность подумать, что они могут кого-то осудить.

Хлыст свистнул в воздухе и опустился на оголённую спину Фросиньи, заставляя женщину завизжать. Грегор мельком глянул на меня, а я лишь кивнула. Всё он верно понял, я и не собиралась избивать тётку до полусмерти, вспарывая спину до костей. Ей и этого достаточно, а людям в назидание будет.

После пятого удара Фросинью отвязали от столба, позволяя упасть на землю.

— В своём доме я видеть тебя не хочу, — спокойно сказала я. — Уходи. Куда хочешь уходи. Если останешься в Дворках или Цветках — против не буду, но к моему дому я запрещаю тебе приближаться. Никифор, отвези её, куда скажет, но за пределы моих земель не выезжай. Марта, собери ей в дорогу хлеба и воды.

— Госпожа, но как же? Госпожа, я ведь погибну! — взмолилась тётка, поднимая голову.