— Придёт в себя, переместите в её комнату. Одну не оставлять. Дик, достань укрепляющие зелья, — я глянул на бледную Октавию, — для Кейн тоже.

— А ты? — поинтересовался Тай.

— А я пойду признаюсь в убийстве.

На меня вытаращилось шесть пар удивлённых глаз. Ну а вы как хотели, детки? Геройство всегда сопровождается жертвами. Особенно у тёмных магов.

— Вы грохнули Мэддокса? — первым подал голос Лэндон. — Или…

— Я и только я. В позорно коротком бою и с превеликим удовольствием. Всё, закончили с вопросами. Тело скоро найдут, я должен добраться до господина архимагистра раньше. Что встали? — я хлопнул в ладони. — За дело, быстро!

Все дружно засуетились, и только мелкий Гилберт, тихонько фыркнув, сел на постель рядом с Лисандрой.

— Ох и заставила ты нас побегать, Лили.

— Прости, — она не без усилия приоткрыла глаза и слабо улыбнулась. — Как думаешь, с какого раза я сдам Чейз начерталку?

— Ну конечно, с первого, — хохотнул Лэндон. — А не то проклянём эту злыдню ещё разок, поприцельнее…

Я покачал головой — сходство между этими двумя уже стало очевидным. Мальчишка весь в мать, а девушка… ну да, её происхождение тоже яснее некуда. Не девушка — фея из Чащи. Лицо Найтстаров — тонкое, чуть заострённое, скуластое. Волосы точно лунное золото, глаза цвета сумеречных алмазов. А в остальном, наверное, в мать пошла — крошечная, хрупкая, нежная… С виду.

Честно сказать, вовсе не красота меня сразила — красоток я за свои сорок лет перевидал немало. Но далеко не всякая красотка, очутившись в беде, схватится за нож и попытается утащить врага с собой в Пекло.

Напоследок снова взглянув на Лисандру — прекрасная и упрямая, и так похожа на покойного Алекса, что оторопь берёт, — я выпустил своего фамильяра. Бойкие тёмные детки для охраны последней Найтстар — это, конечно, хорошо, однако же у сумеречной пантеры, помимо прочих достоинств, имеются неплохие когти и зубы.

— Охраняй, — велел я, и Шеан послушно улёгся подле Лисандры.

Охраняй, друг. Потому что ничего ценнее в подлунном мире сейчас просто нет.

И демоны знают, откуда в моей голове взялась именно эта мысль.

15. 15

Уэйну Ливингстоуну нравился его кабинет. Светлый, с большими стрельчатыми окнами, выходящими во внутренний двор Академии. Разве что слегка портили вид замершие вдалеке колонны дуэльного круга — его самой главной ошибки за всю историю руководства Академии.

Его позор. Свидетельство того, что Ливингстоуны — почтенные светлые маги, гордость королевства! — никогда не будут столь же сильны, как те, кто создал это место. Те, чьи потомки до сих пор живы и могут повелевать этими древними стенами. 

Уэйн не ненавидел их. Ненависть — слишком сильное чувство, зачастую отбивающее всякий разум. Но завидовал, не находя в этом ничего плохого. Завидовать могуществу не зазорно. Немного унизительно, если подумать, но к почтенной сотне лет начинаешь несколько иначе относиться к общепринятым суждениям.

— Тьфу, думаю как придворный служка, — отругал он сам себя и чуть более сердито, чем стоило бы, схватил из вазы конфету в бумажной обертке. Он не слишком любил сладкое, считая слабостью всякие привычки и зависимости. А заполучить зависимость от сладостей ой как легко…

Шоколад охотно растаял на языке — дорогой, чуть горьковатый, подарок одного из выпускников прошлого года. Светлого, разумеется. Даже Уэйн Ливингстоун, давно понявший, что не все темные маги в подлунном мире есть невыносимые... создания, от чернокнижника не принял бы и чернильницу.

Создания… На язык просилось слово погрубее, но Уэйн старательно запрещал себе именовать цвет темномагического общества непристойными словами. Это было бы совсем неправильно, тем более что среди чернокнижников действительно попадаются неплохие люди. Тот же Лестер Мэддокс, совершенно милый юноша, искренне считающий, что избыток магической мощи вполне может принести всему королевству немало проблем. Хорошая ведь идея, правильная.