А вокал, как самый нестандартный инструмент, тем более, не ведает ограничений. Так что мы тренировались петь во всех известных направлениях музыки. За два месяца обучения я попробовала спеть и рок-балладу, и народную песню – выбрала русскую «Валенки», и блюз, и рок-н-ролл, и рэп – он понравился меньше всего, и даже вокализ из одной известной в Иманисе оперы. Завершила же наши эксперименты ария из мюзикла, которую и услышал краем уха мистер Крюк.

Мадам Риц сразу же заиграла ее после распевок, что удивительно – раньше она предпочитала включать аккомпанемент на записи, теперь же сама весьма ловко выводила партию на рояле. И наш спонсор не сдержал довольного восклицания. Для меня этот мюзикл был покрыт тайной за семью печатями – я знала лишь название произведения: «Возрождение племени», а о чем там говорилось – понятия не имела. Мадам выдала лишь ноты для домашнего разучивания – арию Поэтессы. Ее и пела.

Слова там были странными, что-то о долгом ожидании, ценности магии и всеобщей любви, но арии часто грешат преувеличением и пафосом. Так что я не вдумывалась слишком. Не получится хорошо спеть – возьмем другое произведение. Мадам пока изучала мои возможности, в том числе, и актерскую подачу. Она всегда говорила, что любую песню надо пропускать через себя и проживать, как в последний раз.

Я старалась. Лезла из кожи вон, учила до ночи в репетиционных классах – нам, студентам, разрешалось там репетировать и делать домашние задания. Хорошо, хоть находились они в достаточном количестве и были рядом с общежитием. Всем хватало места, и заниматься там было удобно.

Традиционно, общежитие делилось на мужское и женское. Располагались они в двух крылах здания. Посещать репетиционные комнаты разрешалось как при женском, так и при мужском общежитии.

Нырнув в маленькую неприметную дверцу в главном холле, я попадала в длинный-предлинный коридор, прямой как палка. Там-то и располагались комнаты студенток. Жили мы по трое, и в целом, я была довольна. Да, личного места как такового у нас не было – одна комната, три кровати, три тумбочки, три шкафа и три стола. Удобства на этаже, хорошо, что в достаточном количестве.

Но вот с чем смириться было сложно, так это то, что селили нас не по факультетам, а как попало. Поэтому я жила с трубачкой Софи и пианисткой Марлок. И если Марлок проблем никому не доставляла, то Софи больше всего на свете любила разучивать партии не в репетиционном классе, а в комнате общежития.

Вот и сейчас, вбежав в свою комнату, я с неудовольствием увидела Софи, протирающую свой мундштук[ii].

- У тебя разве нет пары? – вернула недовольный взгляд она, - Ты рано. А я решила повторить этюд перед специальностью.

- Думала, это у тебя целый день занятия, - кинув на столик ноты, я без сил упала на кровать, - Можешь, пожалуйста, не играть? Сегодня день какой-то … внезапный. Хочу отдохнуть часок.

- Угу! – буркнула Софи и вернула мундштук на место.

[i] «Двенадцать стульев» Ильф и Петров

[ii] Мундшту́к — часть духового инструмента, обычно съёмная, которой исполнитель касается ртом.

5. Глава 4. Решительная

«Иногда надо проявлять твердость духа. Не всю же жизнь голову в песок прятать?», - успокаивала себя, стоя перед мадам Брюль на коленях.

Подумаешь, накажут мытьем коридора. Длинный он, конечно, как транссибирская магистраль, но ведь ничего невозможного нет. Отмоем. Как в прошлый раз.

Рядом пыхтела Софи. Ей пришлось тяжелее, потому что уже минут пять она держала перед собой на вытянутых руках грозное оружие – трубу. Что поделать, мадам Брюль была карликом, ростом нам обеим по бедро. И всех нарушителей она любила ставить на колени. В воспитательных целях.