Поэтому работу доктора Тодта и его бригады в корпорации «Мистер Ларс» трудно было переоценить. В Париже находился еще один такой офис корпорации, где всегда наготове ждала не менее опытная медицинская бригада. Дело в том, что наиболее мощную эманацию идей во время транса Ларс Паудердрай нередко испытывал именно в Париже, а не в суматошном Нью-Йорке.

К тому же в этом городе жила и работала его подруга, Марен Фейн.

У модельеров оружия, в отличие от их несчастных коллег в области одежды, была одна слабость – впрочем, Ларс считал это, наоборот, силой – все они были очень неравнодушны к прекрасной половине человечества. Его предшественник, Уэйд, тоже был гетеросексуал и, можно сказать, жизнь свою сгубил из-за женщины – колоратурного сопрано Дрезденского фестивального ансамбля. К вящему позору мистера Уэйда, в два часа ночи, когда занавес на сцене, где разворачивались события «Женитьбы Фигаро», давно опустился и он лежал в теплой постельке любимой девушки в ее венской квартире, а сама Рита Гранди торопливо сбрасывала шелковые чулочки, блузку и прочие предметы дамского туалета, то есть в самое неподходящее время, у него началась ушная фибрилляция, и в результате, как сообщали охочей до новостей публике бдительные глянцевые издания, бедняжка получила не то, что хотела, а полный пшик.

Так в возрасте сорока трех лет и сошел со сцены мистер Уэйд, прежний модельер оружия Западного блока, оставив свой важный пост вакантным. Впрочем, уже выстроилась очередь мечтающих поскорее занять его место.

Возможно, и этот фактор тоже отчасти ускорил ранний уход мистера Уэйда. Работа медиума, модельера оружия требует огромного напряжения сил – правда, науке пока неизвестно, где лежат пределы, которые способен выдержать человеческий организм.

«Ничто так не выбивает из колеи, – размышлял Ларс, – как сознание того, что, с одной стороны, ты необходим, а с другой, что тебя в любой момент могут заменить».

Такая парадоксальная ситуация мало кого радовала, за исключением, разумеется, членов Совета нацбеза, руководящего органа Западного блока, – это они придумали такой порядок, что под рукой всегда есть подходящая замена.

«У них там наверняка уже кто-то ждет своей очереди, – думал он. – Но похоже, пока я их вполне устраиваю. До сих пор они относились ко мне нормально, как, впрочем, и я к ним: значит, все в порядке, система работает».

Члены Совета нацбеза, в руках которых жизнь и судьба миллиардов пурсапов, рисковать не любят. И ни один из них не осмелится пойти поперек сложившейся системы.

Нет, пурсапы, конечно, не подвергнут сомнению их право нести тяжелое бремя ответственности, требуя снятия с важных постов, это маловероятно. Всякая инициатива смещения спускается сверху, она идет от генерала Джорджа Макфарлейна Нитца, занимающего в Совете нацбеза должность Верховного главнокомандующего. Нитц обладает такой властью, что стоит ему только пошевелить пальцем, и с должности, какой бы высокой она ни была, мгновенно слетит кто угодно. И если б возникла необходимость (или даже возможность) сместить самого себя – можно представить, какое удовлетворение испытал бы он, избавившись от установки, позволяющей ему чуять все, что творится не только в сознании, но и в подкорке его подчиненных, включая охраняющих Фестунг Вашингтон[2] роботов-часовых!

И честное слово, учитывая атмосферу подозрительности, окружающую генерала Нитца, и скрытый смысл его должности верховного бандита и убийцы…

– Нуте-с, померяем ваше давление, мистер Ларс, – подступил к нему сухопарый, вечно угрюмый, чем-то напоминающий священника доктор Тодт, за которым, словно на буксире, катился аппарат, – будьте так добры…