Я перебрался на кровать, уселся по-турецки и подложил под спину подушку. Руслана включила свою музыку для мытья полов, и я сделал Стругацких в наушниках громче.

Она заглянула в комнату – штанины подогнуты, рукава закатаны, волосы в хвост, – что-то спросила. Я видел только, как открывается и закрывается рот. Убрал наушник, вопросительно дёрнул подбородком.

– Тебе музыка не мешает?

– Не, не. Всё в порядке.

Аудиокнига вопила вовсю – к этому примешивался плеск воды, Русланин плейлист из фолка на грани металла, громыхание, стук отодвигаемых стульев, хлопанье дверей. Я выключил Стругацких и попытался сосредоточиться на отчётах. Алина как будто глядела на меня между строк – так раздвигают полоски жалюзи, когда хотят подсмотреть за кем-то. Или наоборот – это я, я сам раздвигал металлические планки и смотрел на неё из кабинеты Иры. Вот она сидит на подоконнике, болтая ногой. Вот вскакивает из кресла. Вот, сидя по-турецки, сосредоточенно вчитывается в книгу. Вот стоит перед зеркалом в коридоре и учится расчёсываться: неуверенно проводит по распущенным волосам маленьким белым гребнем…

Я не заметил, как задремал. Меня разбудила Руся, и первым осознанным чувством был ужас: она увидела. Она прочитала отчёты.

Но экран ноутбука был чёрным.

Я захлопнул крышку и со странным, неприятно-щекочущим чувством подумал, что, кажется, пришло время поставить пароль.

Глава 7

Получить подарок

Алининой прекрасной особенностью было то, что каждый день для неё начинался, как чистый лист: она не помнила прежних ссор, не дулась, не растягивала плохое настроение. В понедельник в восемь она вскочила мне навстречу как ни в чём не бывало и подошла с солнечной улыбкой.

– Игорь Валентинович.

– Привет, Алинка. Как дела? – всё ещё чувствуя виноватый осадок, спросил я.

– Отлично. Просто отлично. И…

– Что – и?

– Да так. Просто, – увернулась она, явно показывая, что хочет, чтобы я её расспросил.

– Темнишь, – ухмыльнулся я, радуясь её радости. – Я тебе принёс «Солнечный город». И кое-что ещё. Вот, смотри. Одни из моих любимых книг.

Она жадно набросилась на яркие обложки «Гарри Поттера» и «Хоббита». Затем перелистала «Класс коррекции». Глаза у неё засверкали:

– Мне будет трудно сосредоточиться на занятиях.

– Почему?

– Я буду думать об этих книгах.

– Что ж… Давай тогда устроим урок литературы.

В отличие от школьного учителя, от меня никто не требовал программ и поурочных планов.

– Прекрасная мысль. И, знаете, я бы хотела обсудить с вами «Скотный двор» и «Мы».

– Когда ты успела прочитать?!

– Сегодня ночью. Не спалось почему-то. Вы читали эти книги, верно?

– Читал. А тебя, я смотрю, не оставляет тема антиутопий.

– О да! – с жаром ответила она. – Но я никак не могу понять, в чём их притягательность? Это тьма, злоба, несправедливость, тоталитаризм… Жуть.

– Некоторые вещи привлекательны именно своей тёмной стороной.

– Но ведь это нерацио-нально.

– Не надо так волноваться, Алин. Люди вообще нерациональны.

– Откуда вы знаете, что я волнуюсь?

– Начинаешь заикаться.

– О… Игорь Валентинович, а я могу как-то избавиться от этого?

– Думаю, да. Есть специальные упражнения. Но, мне кажется, у тебя просто пройдёт само, со временем. Ты уже говоришь гораздо чётче, чем когда мы с тобой познакомились. Помнишь?

Она тепло улыбнулась. Глаза посветлели, стали совсем серебристыми. А может, так играло солнце.

– Ещё бы не помнить. Я очень хорошо помню… всё. Вообще всё.

– Хорошая память – прекрасное свойство, – рассеянно ответил я. – Не раздумала заняться литературой?

– Нет. Но меня приводит в отчаяние её объём. Вчера я прочла краткую историю литературы – в электронном журнале, таком забавном, называется «Лимонный филин». Там была статья на шесть страниц. Я пришла в ужас! Я не представляю, как можно прочесть всё это! Все эпохи… На всех языках… Я в растерянности.