Я вышел, хлопнул дверью и стремительно зашагал по коридору. То, что я сказал ей, эти последние фразы, – это было гадко; будто надзирательница или чопорная классная дама. Или – ещё хуже – лощёный, пахнущий одеколоном господин учитель.

Какой-то части меня хотелось вернуться и извиниться. Алинино лицо стояло перед глазами, как наяву: дрожащая нижняя губа, нахмуренные брови, растрёпанные, густые волосы.

Но минуту назад она и вправду выглядела заносчивой. Заносчивой и… ревнующей? Я отогнал эту смешную мысль, спустился в пустой вестибюль и, никого не встретив, вышел из института. Только у проходной вспомнил, что так и не принял душ. И рюкзак не забрал. Ну и плевать.

***

Когда я вернулся домой, Руси ещё не было.

Зверски хотелось есть. В шкафу с крупами стояла коробка молока и початая пачка риса. Я покопался в недрах и нашёл кулёк грецких орехов. Что ж, вырисовывалась каша… Можно растопить сахар и сделать сверху грильяж – будет вообще пальчики оближешь.

Руслана пришла, когда рис уже закипал. Я подсыпал в сотейник сахара и обернулся.

– Приветик!

Она плюхнула на пол около стола два больших пакета. Из одного торчали бананы, другой прорвала пачка семечек.

– Ого, как вкусно пахнет. Кулинаришь?

– Ничем пока не пахнет, – проворчал я. – Кулинарю. Иди переодевайся, скоро будет каша.

– М-м… Я успею в душ?

– Успеешь-успеешь.

– Помочь не надо? – Она обняла меня сзади, положила подбородок на плечо, щекочась волосами. – Ух ты, а сахар для чего растапливаешь?

– Это будет грильяж, – сосредоточенно ответил я, гоняя лопаткой уже начавшие плавиться кубики рафинада. – Иди, иди, сполоснись.

– Жарища на улице, как будто не октябрь, – кивнула она. – Точно не надо помогать?

– Точно, точно.

Я пожалел об этих словах, как только в ванной полилась вода. Рис сбежал, на кухне завоняло дымным и горьким, я бросился открывать окно и упустил момент, когда, шипя, запузырился сахар. Кое-как справившись и убрав его на холодную конфорку, я настрогал орехи. Порезался. Грильяж будет с кровью. Сахарить кашу не стал – слегка посолил и просыпал соль.

Вернувшись на кухню, Руслана молча обозрела загаженную плиту, кастрюлю с налипшим сахарным сиропом, рассыпанный по столу рис. Протянула:

– Я справлюсь, говорил он. Ты можешь спокойно идти в ванную, говорил он…

А потом взяла тряпку, губку и живенько навела порядок, пока я разливал кашу по тарелкам и выкладывал сверху грильяж из орехов в топлёном сахаре.

– Спасибо. Прости безрукого.

– Тебе спасибо, Игорёш. Ну какой же ты безрукий?.. Просто поторопился всё разом сделать. Давай кушать.

Вопреки ожиданиям, каша вышла вкусной. Я подобрал остатки куском чесночного багета, который принесла Руслана, и вспомнил прилипшие рисинки на окне. Где я это видел?.. Точно. В палате Алины. Надо сказать Ире, чтобы хотя бы стол туда поставили. Невозможно ведь так есть на подоконнике…

– Игорёш?

– А?

– Что случилось? У тебя лицо вдруг стало – пленных не брать.

– А?..

– Серьёзное очень

– А. Это на всякий случай. Вдруг кто-нибудь смотрит. Пусть думают, что я о серьёзном размышляю.

Мы вымыли посуду, Руслана отправилась разбирать библиотечный улов, я открыл ноутбук. Включил Стругацких, «За миллиард лет до конца света», и принялся сортировать отчёты по Алине. Их накопилось больше двух десятков: за каждый день и несколько, так сказать, бонусных, от души.

Руся шуршала в комнате, потом вышла покурить на балкон. Через минуту я услышал, как в ведро бьёт тугая струя воды. Похоже, будет мыть пол… Это значило, что мне лучше всего убраться на кровать вместе с ноутом и не отсвечивать. И, конечно, ни в коем случае не бегать с мытого на немытое, разнося грязь.