– Вчера ты меня удивила, Мишель, – неожиданно произносит Ник, откладывая приборы и отодвигая от себя тарелку.

– Чем? – удивляюсь я.

– Тебя сильно впечатлила любовь на сцене, – подсказывает он, и я вновь ощущаю неловкость за свои эмоции.

– Меня не это тронуло, – тихо отвечаю я, опуская взгляд на живые цветы в центре столика. – Когда на твоих руках умирает человек, ты чувствуешь потерю, и неважно, кем он был для тебя. Это человеческая особенность, и только у сухарей не возникает чувства сострадания и жалости. К тому же ария была красивой.

Ник хмурится, обдумывая мои слова. А я тереблю салфетку на коленях, ожидая новой усмешки.

– В любовь я не верю, – торопливо произношу я.

– Не веришь? Почему? – В его голосе нет удивления, обычная заинтересованность.

– Потому что любовью люди называют сексуальное притяжение, гормоны, зрительное наслаждение человеком. Они хотят быть необходимыми и придумывают эти чувства себе, а затем интерес гаснет. Никакой глубины, никакого продолжения, как вспышка фотокамеры. Она есть и тут же исчезает, не оставляя в тебе ничего, кроме ярких точек перед глазами. Безысходность, в которую люди хотят верить, – произношу я задумчиво.

– А влюбленность? Есть ли между этими словами хоть какое-то различие? – интересуется он.

– Не верю. Та же химия, все можно объяснить научно, но для слуха приятней возвышенные слова, хотя на самом деле это просто обман. Обман всего, во что ты хочешь верить. Влюбленность, как пишут, психологическое расстройство головного мозга, а любовь – зависимость. Тот же самый наркотик, – отвечаю я, и мне становится грустно.

– Это тебя расстроило, Мишель. Почему? – Ник с легкостью угадывает мое настроение, отчего я горько усмехаюсь.

– Потому что мир черный и белый, иногда хочется других красок, а их нет. Не бывает, только так. Ты или падаешь, или балансируешь на неустойчивом склоне, чтобы не сорваться вниз, – честно отвечаю я.

– Нет, Мишель, ты ошибаешься. Мир не делится на плохое и хорошее. Он делится на фантазию и реальность. Но всегда можно раскрасить свою жизнь, следуя истинным желаниям. Только они помогут понять, во что ты веришь на самом деле.

Мягкий голос Ника ласкает меня с противоположного конца стола и отзывается во мне неким спокойствием. Смотрю на него и слабо улыбаюсь, отмечая, насколько мне комфортно сейчас с ним.

– А ты следуешь своим реальным желаниям? Ты знаешь, чего хочешь? – интересуюсь я.

– Да. Мой ритм жизни отлажен до мельчайших подробностей. Но порой случаются непредвиденные обстоятельства вроде родителей, которые заставляют тебя не показывать себя настоящего. Зачем растрачивать минуты на то, что пошатнет душевное равновесие? Лучше этого не начинать, – уверенно произносит он.

– А если нет выбора?

– Выбор всегда есть, Мишель, только большинство под чувством страха и навязанных понятий двигаются в неправильном направлении, не хотят принимать очевидного и сливаются с массой, – мягко отвечает Ник.

Я замолкаю и понимаю, что мы не называем имен, но говорим обо мне и моей семье. Горло сдавливает спазм, и я моргаю, чтобы не портить настроение.

– Мишель, – тихо зовет меня Ник, и я концентрирую на нем затуманенный взгляд.

– Да?

– Тебе не нравится твоя жизнь?

– С чего ты взял?

– Ответь. Постарайся ответить честно, ведь я честен.

– Нравится, у меня все есть: деньги, стабильное будущее, семья, друзья. Да мы и не выбираем свою жизнь, она такая, какая есть. – Я натягиваю улыбку и допиваю шампанское, принимая непринужденный вид.

– Врешь, но я не виню тебя. Принимаю. Почему ты не хочешь впустить меня в свою жизнь?