Раздался тихий и скрипучий смех, от которого я невольно поежилась.

– Джабира штопает твоих воинов и возвращает с того света, Джабира надежно хранит тайны и прячет их в своей норе, Джабира когда-то нянчила тебя и отсосала змеиный яд из твоей ноги, когда кто-то подбросил гадюку в твою спальню. Джабира прямая и не умеет лицемерить, но она верная. А верность в наше время – бесценное сокровище.

– От скромности ты не умрешь.

– Я умру от ножа в спину. Джабира знает свою судьбу и знает, когда за ней придет смерть.

– Но не ты ли говорила мне, что судьбу можно обмануть.

– Это если ты хочешь ее обманывать, а Джабира к тому времени не захочет.

– На девчонке всего три ссадины от кнута и ожог.

– Девчонка совсем из другого мира, я бы сказала – с другой Вселенной. Для нее каждая твоя ссадина, как раздробленная кость или вывернутые внутренности, а от ожога она впала в болевой шок. Ты мог убить ее этим.

– Я должен был. Она сбежала… ты сама знаешь, что бывает за побег.

Прохладные мягкие руки прошлись серией аккуратных прикосновений по моей спине и принесли облегчение, втирая в раны какую-то холодную мазь.

– Поэтому клеймо?

– Поэтому клеймо.

– Лжешь старой Джабире. Клеймо не только поэтому. Боишься, что кто-то позарится на твое серебряное сокровище, да? Пометил ее, чтоб никто не смел даже посмотреть. Лишил Максуда руки. Брат твоего отца не простит этого, и тебе придется отвечать перед Кадиром.

– Максуд тронул то, что принадлежит мне. Это воровство. Он был наказан, как вор. Будь это кто-то другой – лишился бы головы.

– Назар отомстит.

– Пусть мстит. Если сочтет поступок сына недостойным наказания, я приму его вызов.

– Все скажут, что ты это сделал из-за русской женщины.

– Дерьмовый я правитель, если меня будет волновать, что обо мне скажут.

– Ты должен знать, что о тебе говорят, и делать выводы.

– Или отрезать слишком длинные языки.

– Именно поэтому тебя лишили права наследия. За твое упрямство и скверный характер.

– Наследие не предел мечтаний.

– А что предел твоих мечтаний, Аднан ибн Кадир? Когда ты был совсем ребенком, то мечтал стать птицей.

– И улететь в горы к снегам, про которые рассказывала моя мать.

Я слушала их очень внимательно, да мне ничего и не оставалось, как их слушать и стараться не шевелиться, чтоб это чудовище не поняло, что я пришла в себя. А еще мне было интересно… интересно понять – кто он такой, этот жуткий шакал со взглядом беспощадного убийцы. Оказывается, у него была мать, и он мечтал стать птицей, а вместо этого стал монстром из самых жутких кошмаров.

– Но когда у тебя не вышло, ты решил обзавестись своим персональным снегом и поселить зиму в своем сердце?

– У меня нет сердца. А снег очень быстро растает и превратится в ничто, чем и являлся по сути.

– И это говорит человек, который отучился в университете. Снег – это вода, она уйдет в землю и испарится, чтобы снова выпасть водой. Вода – это вечность.

– Но не в долине смерти, где пересыхает и гибнет все живое. Так что с девчонкой? Когда она придет в себя?

– Я смазала раны, они вряд ли воспалятся. Заживление началось, еще когда ты сам нанес на них мазь Икрама. Но есть и другие раны… это страх, боль и ненависть. Их я не замажу и не залью отварами.

– Тогда пусть они болят. Какое мне дело до страхов и ненависти русской шармуты?

Его голос стал вдруг резким и отрывистым, словно слова старой женщины его задели.

– Мы трогаемся в путь через час. Если ты не справишься, я приведу ее в чувство иначе.

– Злость – это уже слабость, Аднан.

Но ответа не последовало. Я искренне надеялась, что он ушел, и я какое-то время не услышу и не увижу его. С облегчением выдохнула и тут же задержала дыхание, потому что услышала по-русски: