— Доброе утро, — с обычной приветливостью сказала она, ставя ношу на геридон. Затем взглянула в моё заметно осунувшееся после двух бессонных ночей лицо и всплеснула руками: — Ох, госпожа, вы опять не спали!
— Ничего страшного, — бледно улыбнулась я и подняла серебряный клош. От запаха еды к горлу подкатила тошнота, однако поесть перед дорогой было необходимо. Так что я мужественно разломила ещё тёплую булочку и, намазав её маслом, откусила буквально крошку.
— Можно забирать ваши вещи, госпожа? — спросила прислужница.
Я нахмурилась, вспоминая, уложила ли в багаж мамино зеркало.
— Да, конечно. Но лучше позови кого-нибудь из мужчин — сумки тяжёлые.
— Хорошо, госпожа.
Прислужница вышла, и пока я сражалась с воздушным пудингом и ягодным морсом, вернулась в сопровождении дюжего конюха.
— Доброе утро, госпожа, — немного смущённо поклонился он и легко подхватил обе сумки.
— Доброе, — отозвалась я, счастливая возможностью хотя бы ненадолго отложить столовые приборы. — Как Жемчужина? Готова к путешествию? Поклажа не будет для неё слишком тяжела?
— Эм-м, — конюх вдруг потупился. — Видите ли, госпожа, Жемчужину приказано не седлать. Эти, м-гм, гости сказали, что вы поедете на одном из их найтмаров.
— Что?! — От возмущения я вскочила на ноги, едва не перевернув столик. — С каких пор во дворце эрна распоряжаются чужаки?
Конюх втянул голову в плечи, что в другой ситуации выглядело бы забавным при его росте.
— Простите, госпожа. Только они передали это через старшего прислужника, и я не мог…
— Да. Да, конечно. — Усилием воли я взяла себя в руки. — Значит, вот тебе новое распоряжение, теперь моё. Готовь в дорогу Жемчужину. Ни на какой другой лошади я не поеду, даже если обратное прикажет отец. Ступай.
— Слушаюсь, госпожа.
И конюх вместе с прислужницей торопливо покинули комнату. А я, опустившись обратно за стол, с отвращением взяла вилку и нож и принялась с такой силой терзать еду, будто передо мной был ненавистный Гарм.

Отец пришёл, когда я уже закончила с завтраком и стояла в дверях, прощаясь с комнатой.
— Трейя.
Он обнял меня, и на глаза против воли навернулись слёзы — я ужасно не хотела уезжать. Пускай даже спасение неизбежно.
— Ты сильная девочка. Ты справишься. — Немного отстранившись, отец поцеловал меня в межбровье. — И помни, если твой супруг обидит тебя — я ему этого не прощу.
Я вздрогнула и, заглянув в отцовские серо-стальные глаза, прочитала в них страшную решимость.
— Не надо! — я прижалась к нему. — Не думаю, что герцог решится причинить мне серьёзный вред, а остальное не стоит новой войны!
— И всё-таки, Трейя, — отец снял с пальца тонкое кольцо из электрума, — носи его не снимая. Так я всегда буду знать, в порядке ли ты.
Я судорожно кивнула и надела подарок на левую руку. Кольцо тут же сжалось, плотно обхватив безымянный палец.
— Удачи, дочка, — улыбка отца вышла откровенно грустной. — И идём, нам не к лицу опаздывать.
— Конечно, — я расправила плечи и внутренне приготовилась к очередному конфликту. То, что моё решение ехать на Жемчужине вызовет недовольство Гарма, не вызывало никаких сомнений. «Только бы он не вздумал упомянуть о вчерашнем! — от одной мысли об этом завтрак подкатил у меня к горлу. — Как я буду оправдываться перед отцом, да ещё при всех?»

Но хотя бы здесь Гарм повёл себя с несвойственным ему благородством. Когда мы с отцом вышли на золочёное крыльцо дворца, он, до того негромко разговаривавший с державшими под уздцы четырёх найтмаров спутниками, широким шагом направился в нашу сторону. Нелюбезно осведомился: