Внимательно проследив всю череду эмоций на моем лице, старуха издала сиплый смешок и загадочно произнесла:

– Жалко мне тебя, бриллиантовый, ох, жалко. А еще жальче правнучку мою, раскрасавицу…

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на нас никто не обращает внимания, я схватил старуху за повязанную на шее выцветшую косынку и притянул к себе:

– Говори, ведьма, что знаешь!

– Отпусти-ка руки, – просипела старуха. – Не вводи в грех.

Я послушался ее, вспомнив про порчу, сглаз и прочую цыганскую чертовщину. Потеревв шею и поморщившись, старуха вновь усмехнулась:

– Кабы знала чего, так сказала б. Не чужая мне Ляля, а напротив: любимая правнучка. И сынок твой, выходит, мне праправнучком придется. Но карты – не книга. Что открыли, то лишь и ведаю… А только сыночка-то покрести, покрести. Коль не покрестишь, ой, дюже потом сокрушаться будешь…

О, боги! Неужели вот это косматое и бородатое чудовище с головой, повязанной кроваво-красной косынкой, что ведет через тьму галактики угнанный у властей звездолет, неужели этот неопрятный монстр и есть Роман Безуглов, то бишь я?.. Тот самый Роман Безуглов, который еще недавно был студентом-филологом. Тот самый несуразный человек, с которым там, в двадцатом веке, вечно происходили какие-то нелепые происшествия…

Например в армии. Ну с кем, скажите с кем еще, мог случиться такой идиотизм, о котором вслух я никому и никогда не рассказывал… (Я понимаю, что этот кусок выбьется из стиля всего прочего повествования, но, надеюсь, вы простите мене это.)

Однажды я попал в госпиталь с воспалением легких. И пока лежал, начальник госпиталя, майор, прознал, что я хорошо рисую. И предложил мне полежать еще несколько месяцев, оформить в госпитале «красный уголок». Я само-собой согласился, ведь всяко это лучше, чем служить на общих основаниях, ходить в наряды. Но загвоздка была в том, что я выздоровел. Майор сказал: «Мы тебе такую болезнь напишем, что держать у себя сможем сколько захотим». И в историю болезни написал: «геморрой». Мол, случилось обострение – положили, прошло – выписали…

Вот, лежу я месяц, два, три, «Красный уголок» расписываю, все вокруг о нашем договоре с майором знают… И тут пришел в госпиталь новый врач, лейтенант, прямо из медицинского института. И сразу вышел на дежурство. Вечером устроил обход. Садился перед постелью больного, листал историю болезни, выяснял, как самочувствие, рекомендовал что-нибудь… Если ангина, горло смотрел, градусник ставил, а если рана какая-нибудь, осматривал ее, перевязывал… И вот добрался до меня. Заглянул в карточку… Говорит:

– Пройдите со мной.

Иду я за ним по коридору и размышляю: «Наверное, он знает, что никакого геморроя у меня нет. Но он-то думает, что другие больные этого не знают, а потому повел меня к себе, якобы для осмотра. А на самом деле чайку попьем, покурим, поболтаем, он меня и отпустит…»

Потом подумал по-другому: «Или ничего он не знает? Тогда надо ему объяснить. А вдруг тогда он обо всём настучит в округ, и майора моего, благодетеля, накажут. Да и меня по головке не погладят…» Так я ничего конкретного и не решил к тому моменту, как мы до его кабинета добрались. Там он мне говорит:

– Снимайте штаны.

Я снял.

– Наклоняйтесь, – говорит он и натягивает резиновую перчатку.

Я наклонился. И решился, наконец, на откровенный разговор. Но было поздно. И уже чувствуя, как его смазанной вазелином палец входит мне в задницу, я, почему-то очень писклявым голосом, сказал:

– Я вам сейчас все объясню…

– Что объясните? – и палец его при этом совершает вращательное движение.