– Вранье это, – перебил торговец. – Чтобы вещь услышать, её нужно в руках подержать, пощупать. Тогда только она говорить начнет, да все свои секреты и расскажет. А люди болтают незнамо что!

– Вот как… – Мгновение девушка колебалась, потом потянула с шеи зеленый шелковый шарф, с которым никогда не расставалась, и спросила: – Что вот эта вещь говорит?

Амэр поджал узкие губы, явно намереваясь сказать в ответ какую-то грубость, но тут его взгляд упал на лоскут ткани в протянутой руке – и на рыбьем лице появилось выражение безграничного изумления. В мгновение ока торговец выскочил из-за прилавка и оказался рядом с девушкой.

– Небеса и боги… – пробормотал он на манер тех жителей Востока, что поклонялись не Заступнице, а бесчисленным звездам. – Боги всемогущие! Откуда оно у тебя, девушка?

– Досталось по наследству, – лаконично ответила Эсме. – Теперь вот хочу узнать, какова его истинная ценность.

– Ценность, говоришь? – Амэр хихикнул. – Позволь, я кое-что покажу, а потом всё растолкую…

Он расправил шарф, взмахнул им, а потом подбросил в воздух и, поймав за противолежащие углы, с силой дернул в разные стороны. Эсме ахнула, но с изумрудно-зеленой тканью ничего плохого не случилось.

– Гляньте-ка на это!

По краям шарфа проступили темные полосы, почти сразу превратившиеся в витиеватые узоры из переплетенных цветов и листьев, необычайно красивые и завораживающие своей сложностью. По зеленому шелку побежали серебристые искорки, и неприметная вещица, на которую Хаген в последние недели и внимание обращать перестал, вдруг сделалась слишком уж роскошной для целительницы. Чудеса, да и только…

– Они скоро пропадут, – сказал Амэр, бережно возвращая шарф хозяйке. – Захочешь ещё раз полюбоваться – ты видела, что надо делать, это несложно. А теперь про его ценность… – Торговец взмахнул рукой, как будто желая охватить всю рыночную площадь. – Нет здесь ни одной вещи, которая с ним сравнилась бы по древности. Я так полагаю, твоё наследство соткано в одном из тех южных городов, что ныне обратились в прах… и было это в те времена, когда искусники из клана Ласточки творили чудеса, делая неживое живым!

– Клан Ласточки… – прошептала Эсме чуть слышно. «Южные города? – подумал Хаген. – Тогда ему триста лет, не меньше!» Такой долгий срок даже не воспринимался как что-то истинное. Быть может, торговец их обманывает?

– И поэтому, – продолжал Амэр, – стоит он уж никак не меньше шести сотен золотых. Ты целое состояние носишь с собой, милая.

Сумма была попросту сказочная, и Хаген едва не расхохотался, но знаток древностей и не думал шутить.

– Я правду говорю, – сказал он, будто прочитав мысли пересмешника. – Какой прок лгать? Хотел бы обмануть, оценил бы его в три гроша – и всё тут.

– Спасибо за помощь, – тотчас же проговорила Эсме. Взгляд её сделался озадаченным: девушка как будто вспомнила что-то странное, и никак не могла поверить, что воспоминание правдиво. – Как нам тебя отблагодарить, добрый человек?

– Это я тебя благодарить должен! – Амэр впервые за весь разговор улыбнулся искренне и широко. – За добрых полвека такие вещицы попадали мне в руки едва ли три-четыре раза. Да, бывали раньше у меня удачи… теперь вот одно барахло…

Хаген посмотрел на прилавок снова, внимательнее, и его потянуло к разбросанным в беспорядке безделицам, как будто среди них таилось что-то очень важное. «Барахло? Как сказать. Не так уж ты прост, старик…» Пересмешник протянул руку к товару, искоса взглянув на Амэра, но тот сохранил невозмутимое лицо.

Десяток простеньких колец с поцарапанными, потускневшими камнями; гребни для волос, один – довольно симпатичный, с пестрой бабочкой, но половина зубьев обломана; серьга без пары; большая серебряная брошь странного вида – вроде глаза с крыльями…