– Вот дерьмо гребаное, – тихо выругался Ратуа.

– Вот именно. Вижу, до тебя, наконец, дошло. В конце концов, дело не такое уж скучное и дурацкое, а?

Ратуа потряс головой. Конечно. Если Империя смогла построить нечто подобное, силам повстанцев теперь негде прятаться – супероружие одним выстрелом сможет уничтожать целые континенты. Или даже целые планеты. Даже одного знания о том, что такая штука существует, будет достаточно для поддержания мира. Конечно, никому не захочется, чтобы она прилетела в твою систему, да еще и с дурными намерениями…

Ратуа не любил рассуждать о политике. Его никогда особо не интересовало, кто находится у власти, поскольку он как-никак обитал на дне общества, а сейчас, когда он обречен провести остаток жизни на этой ужасной планете, власть значила для него еще меньше. Даже если повстанцам каким-то образом удастся победить Империю – похоже, это находится за пределами возможного, особенно учитывая последние новости, – вряд ли ему дадут амнистию. Это не более вероятно, чем то, что его выпустит на свободу сама Империя. Конечно, кое-кого из политических заключенных освободят, но воры, контрабандисты и убийцы отсюда не выйдут, независимо от того, кто победит в этой войне. Даже тем, кого осудили несправедливо, например ему или Балатизу, не следует рассчитывать на смягчение наказания. Нет, похоже, он обречен гнить на Безнадеге до конца своих дней.

Но…

Если ему каким-то образом удастся найти местечко на этой станции, он может быть уверен в двух вещах: во-первых, она не станет долго болтаться рядом с системой Хоруз, когда будет готова к действию, и, во-вторых, она станет одним из самых безопасных мест в Галактике. И учитывая все вышеперечисленное, «там» должно быть намного лучше, чем «здесь».

К сожалению, Ратуа не имел никаких особых талантов, чтобы убедить имперских вербовщиков отобрать для работы на станции именно его. Скорее всего, на борту жулики не требуются. Но все же, если пораскинуть мозгами, на станции такого размера одно-единственное существо в теории способно избежать формального учета, раствориться в тени и, если хоть немного повезет, стать практически невидимым. А там уж точно найдется миллион мест, где можно спрятаться.

Проблема в другом: пока он здесь, гипотетическое «там» может находиться хоть на другом краю Галактики. Но все же проблема должна иметь решение…

– Давай я налью тебе чаю, – предложил Ратуа, – и продолжим беседу.

Дарт Вейдер, освеженный пребыванием в гипербарической камере, снова размышлял о своей необыкновенной судьбе. Он почти привык к тому, чем стал. По прошествии стольких лет трудно даже припомнить лицо Энакина Скайуокера, рыцаря-джедая. Все произошло так, как должно было произойти. Он погиб на берегу лавовой реки на Мустафаре, и из его обгоревших останков вырос повелитель ситхов Дарт Вейдер.

Вейдер снова вспомнил о своем механическом дыхании. Оно участилось, когда он пропустил через себя темную сторону, позволил овладеть собой гневу и ненависти. Мощь Силы струилась сквозь него, наполняла, питала его ярость. Таким был его выбор: он поглощал энергию тьмы и держал ее в себе, будто являлся уже не живым существом, а конденсатором, готовым в любой момент высвободить ее, направив на кого-то или на что-то. Или позволял ей течь сквозь себя, но являлся не сосудом, а проводником, и таким образом находил кратковременное успокоение от ярости, которая навеки заполнила немалую часть его души.

Вейдер предпочитал второе.