Он ответил на ее мысли:

– Держитесь!

Скакун незнакомца изящно лавировал по краям рытвин, оставляя копытцами такие легкие следы, словно был без всадника. Человек – а он приблизился настолько, что Эннилин смогла разглядеть человеческий нос и каштановую бороду с усами под развевающимся капюшоном – мастерски управлялся со своей животинкой, приблизившись к Злюке будто без опасения за собственную жизнь. Хвост рососпинника метался вперед-назад, вынуждая всадника петлять и пригибаться. Но он продолжал набирать скорость.

Секунду спустя он поравнялся с разозленным рептилоидом. Эннилин глянула вперед, на раскуроченную землю – причем куда сильнее, чем те участки, что остались позади. Массивная лапа Злюки может в любой момент пробить ссохшийся песок и застрять в рытвине. Оглянувшись, она поняла, что незнакомец тоже почувствовал опасность. Он встретился с ней взглядом:

– Давайте сюда девочку!

Эннилин, не раздумывая, продела руку под грудь Келли и изо всех сил дернула на себя. Дочь, не подозревающая о третьем участнике драмы, завопила, упустив поводья. Но расстояние между рососпинником и эопи было сейчас с волосок, а из-под развевающегося плаща показалась крепкая рука. Эннилин закинула на нее руку Келли и вытолкнула дочь из седла.

Сама же она, едва отпустив ношу, распласталась на спине Злюки. Она увидела, что эопи замедляет ход, потому что седоков стало двое. Двое далеко не уедут, а троих она просто не поднимет. Оставался Злюка. Эннилин взяла себя в руки и устремила взгляд вперед. Надо только нащупать…

Крак! Задняя лапа Злюки застряла в провале. Эннилин кувырком улетела вперед, а невообразимая туша, только что бывшая под ней, навалилась следом. Эннилин увидела, как перед глазами промелькнули солнца… Миг спустя их заслонила тень рососпинника и наступила темнота.

А после не было ничего.

– Мама!

Эннилин открыла глаза и немедленно закрыла.

– Я ничего не вижу.

– Подожди. – Келли смахнула с ее ресниц песок. – А сейчас?

Эннилин снова открыла глаза и увидела родное лицо с потеками седельной смазки, подсвеченное лучами солнц. Она попыталась заговорить, но голос подвел ее.

– К…Келли. Т…ты…

– Мама, все хорошо. Я цела.

– …наказана, – продолжила Эннилин. – До конца жизни.

Келли расплылась в улыбке:

– Мама приходит в себя.

– Да, – ответил чей-то голос. – Я вижу.

Эннилин не могла понять, откуда исходит голос, но подниматься и смотреть не хотелось – ведь песок был такой мягкий и гладкий.

Келли пропала из поля зрения, и ее лицо сменилось другим. Это был давешний незнакомец, уже успевший снять капюшон. У него были рыжевато-русые волосы – светлее, чем борода и усы. Серо-голубые глаза взирали с выражением, которое Эннилин определила как скептическое.

– Привет. – В его голосе слышался незнакомый акцент. – Вам крепко досталось.

– Да не может быть. – Эннилин закашлялась.

Он улыбнулся. Улыбка была приятной – не то что триумфальные ухмылки Оррина, это уж точно. Сдержанная, с налетом дружелюбия. Как и его голос.

– Вы невредимы, – сказал незнакомец. – Песок из одежды придется вытряхивать еще долго, но главное – кости целы. – Он достал из складок плаща флягу. Эннилин заметила, что вещица была старинной, темно-коричневая краска местами побурела от времени. Под плащом мелькнула выцветшая рубаха свободного покроя. Мужчина опустился на колени и замялся. – Вы позволите?

Эннилин попыталась кивнуть.

Он осторожно приподнял ей голову, чтобы напоить. Эннилин пила жадно, краем сознания беспокоясь, что семнадцать лет нравоучений о том, как вести себя с незнакомцами в пустыне, только что на глазах у дочери вылетели в трубу. Эннилин не знала, что и думать о благодетеле, кроме того, что одет он так, будто рылся в ее корзинах с распродажным барахлом.