Инфекцию удалось снова подавить, причём довольно быстро, и теперь Екатерина Антоновна жила в тихом доме в посёлке бывших прокажённых, осознав свои ошибки, но так и не простив себя. Хотя в большей степени был виноват её муж. Он был строгим, непримиримым человеком. Сыновей держал в ежовых рукавицах. С младшим у отца постоянно возникали конфликты, много раз он ловил его на лжи. Не поверил сыну и в тот раз, когда он не был виноват, что и привело к страшной трагедии.

Екатерина в те ужасные дни металась между молотом и наковальней, пытаясь образумить и успокоить всех. Она слёзно умоляла следователя не заводить дело, что они в своей семье сами разберутся, но тот рад был выслужиться, и его нисколько не волновала судьба молодого парня, у которого рушилась жизнь. Неизвестно, верил ли следователь ему сам. Даже если и верил, вряд ли б упустил случай так легко засудить человека и получить за это премию или повышение.

Эта история шокировала меня до глубины души. Но Пётр Игоревич, видно, давно привык к таким жизненным перипетиям своих пациентов. Его больше ничего не удивляло и не шокировало в этой жизни.

– Ей надо было выйти из лепрозория и отомстить, – зло сказал санитар Балдуина, которого этот рассказ тоже возмутил.

– Кому?

– Кому-кому… Следователю! Хотя, назвать его следователем не поворачивается язык.

– Сына-то это уже не вернёт, и семью не восстановит… А что стало с тем дедом? – спросила я врача.

– Не знаю, – пожал плечами Пётр Игоревич. – Да и какая разница? А отомстить… Месть ничего не может исправить. Она может только разрушить всё ещё больше, и ещё больше людей сделать несчастными.

– Многие удивляются, почему в мире так много зла. А я скажу: из-за бездействия добрых людей! – многозначительно произнёс Арсений.

– Разве ж тогда можно называть их добрыми, если они бездействуют?

Санитар зря умничал. Петра Игоревича ему было не переубедить.

– Зло должно быть наказано. Всегда. В любом случае. И неважно, сколько прошло лет. Это моё мнение!

– Бог ему судья. Тому следователю. Ну, а парнишка тот… Ему нужна была поддержка, которую ему никто не оказал, включая родителей. Скорее всего, у него изначально были какие-то психологические проблемы, иначе он бы не решился на самоубийство. Но на них никто не обращал внимания. И если б не случай с дедом, возникла бы другая пограничная ситуация, с которой парень не справился бы. Ему требовалась помощь психолога, но на его проблемы просто никто не обращал внимания.

– Да, печальная история. Как из-за безразличия может разрушиться жизнь целой семьи… – с сожалением сказала я.

– К сожалению, это было во все времена. И будет. Людям так тяжело понимать друг друга. Даже внутри семьи.

У Петра Игоревича у самого был печальный опыт. Он говорил с большим сожалением.

– Кстати, Мара… – вдруг вспомнил он. – Ты отнесла медицинские маски соседям?

– Конечно, – отозвалась я. Мне хотелось ещё кое-что спросить, но я всё никак не решалась. До здания стационара оставалось уже совсем ничего. Пётр Игоревич не успел бы рассказать новую печальную историю, если б вообще захотел её рассказывать. Да и неловко было как-то расспрашивать, но любопытство и жажда познания в итоге взяли верх.

– Пётр Игоревич… А расскажите, что случилось с тем мужчиной… соседом Екатерины Антоновны. Как он попал в лепрозорий?

Врач, казалось, даже удивился моему вопросу.

– Тебе это в самом деле интересно?

– Угу. Очень.

– Лучше этого не знать, – коротко ответил он. – Впрочем… тут любую историю лучше не знать.

Я думала, он ничего не расскажет, к тому же, мы уже почти пришли, но Петру Игоревичу, по-видимому, были нужны собеседники, хотелось общения. Он предложил нам вместе выпить чаю у него в кабинете.