Я больше всего на свете боялась этого сухого низкого тона. Он означал, что Артур очень сильно сердится. Он мог сердиться очень-очень долго, ну понимаете. Приходилось много просить прощения, при этом я часто делала вид, что плачу, чтобы его растрогать. Этот приём никогда не действовал, потому что Артур верил лишь искренним слезам, чувствуя каким-то органом ложь. Он ложь всегда чувствовал, я говорила.

В большинстве случаев мне не надо было притворяться, потому что самым страшным на свете, самым-самым страшным, понимаете, было потерять его дружбу. Так что слёзы были по большей части искренними.

Надо сказать, это он научил меня всегда говорить правду, в отличие от мамы, которая разрешала обмануть, когда правда кому-то может навредить. С Артуром это не проходило. Он всегда прощал за правду и карал молчанием за ложь. В тот раз так получилось, что я воспользовалась советом мамы.

– Артур, пожалуйста! Прости, я тебе, конечно же, верю. Улыбаюсь просто потому, что рада, что ты решил мне рассказать.

– Ты врёшь! – закричал Артур. – Я прикажу тебя сжечь на костре, если ты мне не скажешь правду!

Я заплакала по-настоящему.

– Да, я вправду, и вправду, считаю, что это твои выдумки, но мне очень-очень интересно. Пожалуйста, прошу тебя, ну прошу тебя, расскажи! Я буду слушать внимательно и ни за что на свете никому не расскажу! Это будет лишь наша тайна! – запинаясь и глотая слёзы, просила я.

– Хорошо, ты прощена! Но не обманывай меня больше! – улыбаясь, звонко и торжественно сказал Артур.

– Обещаю.

– Расскажу за то, что сказала правду. Я много читал про графа Дракулу и заметил сходство в нашем характере. Я даже похож на него – ведь так?

– Да, наверное, похож, – подтвердила я.

– Смотри, меня зовут Артур Владиславович Цепешев, а графа звали Влад Цепеш, его сына тоже звали Влад.

– И что?

– Глупая, у нас одна фамилия, и моего отца звали, как его самого и как его сына.

– Но он же Цепеш, а ты Цепешев.

– Глупая, он же румын, а я русский.

– А папа знает?

– Нет, и ни в коем случае не говори! Ты обещала.

– Да… То есть нет! Никогда, никогда на свете! Даже под пытками врагов ни за что не скажу.

– Молодец! Ты достойна быть подругой великого и справедливого графа! – сказал Артур, пожал мою руку и улыбнулся в свои безупречные человеческие зубы.

Не помню, могла ли я ждать в двенадцать лет поцелуя. Наверное, могла, но пожатие руки – это точно не то, что ожидает верная подруга графа.

– Пойдем со мной, – без приветствия с порога сказал однажды Артур и потянул меня за руку.

Его приход опять застал меня врасплох. Было раннее утро, и я только успела выйти из ванной.

– Артур, я не могу сейчас, – отдернув руку, сказала я.

– Почему?

– Ну, ещё рано. Я только встала, и меня ждут родители на кухне завтракать.

– Так я тебя сейчас отпрошу. Это важно, – деловым тоном сказал он.

Артур, ему было тогда тринадцать, зашёл в прихожую, снял ботинки и прямо в пальто прошёл на кухню. Я, дико смущаясь, но с радостью в душе побежала за ним.

– Здравствуйте, – уверенно сказал он, – приятного аппетита.

Мои родители любили Артура, и, хотя на их лицах читалось удивление, они ему улыбнулись и пригласили позавтракать с нами.

– Нет, спасибо, нам надо спешить. Есть очень важное дело, которое надо решить до моего отъезда, и мне нужна помощь вашей дочери.

Я вот сейчас говорю это и понимаю, насколько он был взрослым. Артур, казалось, родился зрелым человеком. Ну, понимаете, это когда со старшими на равных. Конечно же, я сейчас уже не смогу дословно передать его слов, но выражение «вашей дочери» почему-то мне запомнилось. Возможно, потому, что он редко называл меня по имени. Тогда я этого не замечала, а вот теперь заметила.