— Потом поинтересовался, что я варю, — продолжала она. — Я сказала, что это джем. Он попросил попробовать. И я дала.

   Такие слова. Из такого рта. Что ты еще дашь, если тебя попросить? Я запихнул руку в карман спортивок в надежде скрыть тонкий намек на толстые обстоятельства.

   — А потом его словно подменили. Он перевернул кастрюлю с джемом и стал все крушить. При этом кричал что-то бессвязное. — Она жестом указала на беспорядок. — И я сорвалась. Дала ему пощечину.

   Она виновато опустила взгляд. Вот она стояла и говорила. А я думал только о том, что стоит нагнуть ее над этим столом и отодрать, как кошку. Чтобы больше чужих детей воспитывать не вздумала.

   — Вот же гаденыш! — вставил брат реплику.

   Я посмотрел на Серегу. Он выглядел собранно и спокойно. Но я слишком хорошо его знал. Мы не только братья, но и лучшие друзья. Всегда друг за друга горой. Особенно после смерти матери. Так что я очень хорошо понимал этот его взгляд. Хотел он эту сероглазую. Хотел не меньше меня. Даже ногу на ногу забросил и руки поверх колен крестом сложил. Неудобно как-то получалось. Пришли поговорить серьёзно, а у обоих стояк ни с того ни с сего. Если она заметит, стыдно же будет. Я разозлился и на себя, и на брата. Тоже мне, защитники обиженных детей! Готовые своих строчить наперегонки. Тьфу!

   — Я попыталась вынести его на улицу. Но он вырвался. Сильный очень.

   — И этим ты пытаешься смягчить наш праведный гнев? — это уже я.

   Брат недоуменно посмотрел на меня. Я и сам от себя таких слов не ожидал. Это думал я  литературно. А выражался обычно простыми фразами и матом.

   Она повернулась ко мне и с вызовом посмотрела. В глазах молнии. Валькирия, не иначе.

   — Я не оправдываюсь, если вы об этом.

   И глянула своими глазищами. А мне так хотелось стереть это холодное выражение с ее лица. Хоть бы какая другая эмоция. Только бы не эта гордость амазонки. Одна же была в доме, на краю деревни, с двумя мужчинами, которых видела впервые. И жила она недавно. Еще никого не знала. И на помощь ей было звать некого. Рядом в домах только полуглухие старушки. И не боялась. Или просто не видела, как мы оба на нее смотрим?

   — Что было дальше? — Брат перетянул ее внимание на себя.

   Но я заметил, как она краем глаза проследила за мной. Заметил, но не двинулся. Мне нравилось, как она поглядывает. Не с опаской, а ожидая нападения. Все она понимала.

   — Когда он выскочил со двора, поскользнулся и шлепнулся в лужу. Я хотела помочь ему подняться. Но он сбежал прежде, чем я успела сделать это.

   — Ты, хозяюшка, на нашего племяша не серчай. Мы возместим убытки, — проговорил Сергей примирительно.

   Мне захотелось сказать ему пару ласковых. Она же нашего Витальку ударила, а ты ей заплатить за это хочешь? Только злость моя испарилась, стоило посмотреть на нее.

   — Что вы? Какие тут убытки? — Ее улыбка распространилась не только на губы, но и на глаза. Красивая. — Пару банок и варенье? Плохо, что я не сдержалась. Ударила. Не надо было этого делать.

   — Может, и надо было. — Я согласился с братом. — Мы его балуем. Ни в чем ему отказа нет. Вот и растет такой сорванец.

   Мне она не улыбалась. Смотрела настороженно. С чего бы я гнев на милость сменил?

   — Наша сестра старшая, его мать, умерла при родах, — пояснил Сергей. — Виталик — все, что у нас от нее осталось. Любим мы его. Но, видать, надо быть с ним построже. Материнской любви он не знал никогда. Всё няньки с ним. Мы уж стараемся, как можем.

   — Вы родные братья. — Она блуждала взглядом между нами двумя.