– В самый Териэль? Так она к нам?
– Да…
– Странно! Кто бы это, к кому? – выговорил Бретейль, и прибавил сынишке: – слезай, пешком добежишь, голубчик… Скажите ей, что я готов, но моя повозка не самая удобная.
Кассир повернулся, чтобы идти, но столкнулся в дверях с выходящей дамой.
– А, вот и вы, – сказал он. – Господин Бретейль говорит, что очень рад подвезти такую прелестную женщину.
– Которую он даже и не видал еще?.. – отозвалась франтиха и прибавила: – Ну, держите все это. Вот так… Уроните. Ах, как вы неловки.
И сунув плед, зонтик, саквояж и пару картонок, пришедшие багажом, в руки молодого человека, женщина ловко подобрала юбки и быстро сбежала по ступеням подъезда. Он последовал за ней.
– Господин Бретейль… здравствуйте! – воскликнула она, весело подойдя к повозке.
– Здравствуйте, – вымолвил Бретейль, недоумевая.
– Стыд-то какой!.. Oh c’est bien mauvais[40]. He узнавать старых знакомых!
Бретейль, обернувшись прямо к женщине, внимательно глядел во все глаза, удивляясь, и, наконец, воскликнул:
– Чтоб меня черт побрал, если я вас узнаю… Но голос? Голос? Sac à papiers!..[41] Знакомый голос!
– Место, господин Бретейль… Очищайте место вашей давнишней приятельнице, которую вы, старый срамник, узнавать не хотите…
Бретейль передвинулся в тележке. Она, смеясь, легко вскочила на подножку, но зацепила за что-то оборкой и платье затрещало… Целый клок был вырван и повис, а под ним блеснула в широкой дыре розовая юбка…
– Ай!.. – вскрикнул кассир… – Ваше платье! C’est fait.[42]
– О, такова судьба всех моих платьев… Это упрямилось две недели и вот, наконец-то, решилось разорваться. Ну, давайте вещи… Кладите в ноги. Спасибо. Целую вас! Ну-с, все готово, месье Бретейль…
Буржуа хлопнул бичом, и повозка двинулась от вокзала. Он продолжал сидеть полуобернувшись и с недоумением вглядывался в лицо соседки.
Она смеялась и, нагибаясь, подставляла ему лицо.
– Ближе… Ближе, папаша Бретейль. Получше разглядите.
– Чтобы черт меня побрал, если я узнаю! – воскликнул тот снова.
– Он вас сейчас уберет… потому, что вы сейчас меня узнаете. Подумайте. Догадайтесь.
– Чего думать! Я уже думал, даже голова затрещала от догадок… Вы из Териэля? Я знаком с вами у нас, или где в другом месте?
– Разумеется здесь… Да, ну, скорее… Это глупо, неужели я так постарела… Ну-ка вспоминайте, кто вас доставал одной песенкой с таким припевом. – И она звонко запела:
– A-a!! – вскрикнул вдруг Бретейль и, бросив бич в ноги, круто остановил лошадь и близко нагнулся к самому лицу своей спутницы. – Как? Это ты? Невозможно! Так это ты? La petite Mariette! Marie Garadol?!
– Да. Вами ненавидимая когда-то Марьетта, которую бывало, где ни попадись, вы били и секли больно…
– А кто у меня в саду постоянно воровал все, и груши, и абрикосы… Как? Ты?.. Марьетта?.. Да что ж ты сделала, чтобы так измениться? Sacrebleu!.. Ah, sacrebleu! Une grande dame, s’il vous plait…[44]
Бретейль качнул головой и снова двинул лошадь шагом.
– Я все та же, господин Бретейль. Была la petite[45], а теперь la grande Mariette[46]… Я люблю это имя, и мне жаль иногда, что я не могу носить его… Теперь я называюсь иначе, и фамилия у меня другая.
– Зачем?..
– Так принято dans le monde…[47] Своих имен и фамилий никто не носит. Разве какая-нибудь девчонка в магазине, или горничная, привратница… Nous autres… Impossible… C’est mal vu[48].
– К сестре, стало быть… Прямо. И затем к матери?..