А вот это уже интересно! Если она не врёт, то, получается, Золушка попыталась обманом поехать на бал? Украла платье? А как же мышки-помощники? Или они и стащили?

Но вместо этого я спросила другое.

– А почему вы не хотели меня брать? Разве на бал не должны были приехать все девушки на выданье?

– Так то на выданье, – внезапно раздался строгий, порядком раздраженный женский голос. Я резко развернулась и увидела высокую фигуру своей мачехи. Она была такой же угловатой, как её дочь, но при этом более высокомерной. – А ты, моя дорогая, уже стара для принца, ты не находишь?

Я вздрогнула и инстинктивно посмотрела, за неимением зеркала, на свои руки. Нет, они всё так же были молодыми и даже чуть припухлыми, что наводило на мысль, что Золушка до моего появления здесь не голодала.

– Почему же я стара? – посмотрела я на мачеху прямо. – Разве в приглашении указывались чёткие возрастные рамки, за пределами которых на бал ехать запрещено?

Леди Тремейн нахмурилась и широким шагом стремительно пересекла коридор, нависнув над моей невысокой, и в этом мире, фигурой.

– Ты странно разговариваешь, Мариэлла.

– Маменька! – возмутилась её дочь. – Мы же договорились называть её Золушкой! Она постоянно пачкает руки в золе, а потом громко рыдает, что её никто не любит, размазывая грязь по лицу. Не зови её по-другому!

– Помолчи, Анастасия, – поморщилась её родительница, рассматривая меня так, словно ожидая какой-то подлянки.

– Принцу нужна молодая жена, – наконец, медленно проговорила она, – а ты уже вышла из возраста, в котором есть шанс выйти замуж за знатного вельможу. Мариэлла, тебе уже двадцать один, но ты ведёшь себя, как ребенок. Неудивительно, что никто из соседей не пожелал брать тебя в жёны.

Двадцать один?! Ох, у меня словно гора с плеч свалилась. Так у меня вся жизнь впереди!

Мне кажется, что на моём лице проступила такая радость, что женщины посмотрели на меня, как на умалишённую.

– Маменька, а ещё она не сделала завтрак! – уже не так уверенно поябедничала Анастасия. – И не прибралась в моей комнате, и не постирала вещи!

Женщина же ничего на это не ответила, продолжая сверлить меня недобрым взглядом.

– Приготовь нам завтрак, – в конце концов, велела она, – а сама останешься голодной до обеда. За твоё непослушание.

Я еле сдержала улыбку. Конечно, неприятно оставить молодой, вечно голодный организм без еды. Да и позиция женщины, конечно, меня, взрослую, уже состоявшуюся бабушку сердила, ведь наверняка со своей дочерью она бы так не поступила, но…

Но как же это напоминало мне моё детство! Не то, которым сейчас часто обеспечивают подростков, целуя их в попу и потакая всем прихотям, а то самое суровое советское детство, когда за малейшую провинность тебя ставили в угол или лишали ужина.

И все были живы. Такое вот воспитание. Наши мамы и папы воспитывали нас так, как умели, стараясь дать лучшее будущее. Так что такой приказ сильно мою гордость не задел, лишь поставил зарубку, что нужно разобраться с тем, имеет ли право эта женщина мною командовать. Покачать права я всегда успею – всё же я уже не подросток.

Я кивнула и прошла мимо мачехи по коридору, туда, откуда вчера вышла со старым Томом. В моих планах было его найти и не только спросить, кто на самом деле в этой семье главный, кому принадлежит дом и являюсь ли я совершеннолетней, но и более приземлённые вещи: например, узнать, где находится кухня.

Было странно, что ни мачеха, ни сводная сестра ни словом не обмолвились о том, как прошел бал; хотя они, наверняка, были на нём и должны быть под большим впечатлением. С другой стороны, не со мной же им делиться своими переживаниями…