Вот это я поспала, внутренние часы словно дали сбой, давая организму прийти в себя.

В доме стало намного теплее, вспомнив про печку, я быстро откинула одеяло, вставая с кровати. Огонь, скорее всего, уже потух и мне придётся разжигать его снова.

Полы неприятно холодили ноги, и я первым делом нащупала рукой выключатель, включая свет. Под потолком тускло, словно нехотя, загорелась одинокая лампочка. Электричество есть – уже хорошо. Зимой без света было бы совсем тоскливо. Дни короткие, темнеет рано, а так хоть книгу почитаю или телевизор включу, я уже и забыла, когда последний раз его смотрела.

Открыв дверки старого шифоньера достала вязаные шерстяные носки и сразу же натянула их на ноги. На полках сиротливо лежали бабушкины вещи. Нужно перебрать их, возможно, что-то я смогу приспособить в дело. Новые джинсы и свитер нужно поберечь для учёбы в колледже.

Но сейчас самое главное проверить печь. Как я и думала, дрова давно прогорели, лишь несколько угольков едва краснели из-под толстого слоя золы. Я закинула в печь ещё несколько поленьев и подула на угли, шепча:

- Ну, давай, разгорайся!

Словно услышав меня, угольки вспыхнули, лизнули поленья, загораясь сильнее.

Я ещё некоторое время смотрела на пламя, оно словно завораживало меня, притягивая. Так было всегда, сколько себя помню. Я всегда считала, что нет ничего красивее горящего огня. Иногда мне казалось, что пламя живое – вот оно двигается, переползая с полена на полено, яркие язычки трепещут, будто дышат. Они, то ярко оранжевые, словно солнце, то жёлтые, почти прозрачные, то ярко красные – переменчивые, как настроение капризной девицы.

- Гори, гори ясно, чтобы не погасло! – пропела я внезапно вспомнившиеся строчки из детской сказки.

Огонь послушно вспыхнул сильнее и я задорно засмеялась:

- Понравилась песенка? Так я ещё спою!

Со стороны, наверное, это смотрелось довольно странно – я разговаривала с печным огнём, словно с живым существом и с удовольствием напевала:

- Гори, гори ясно, чтобы не погасло,

Гори, гори ярче, чтобы было жарче

Догорай огонь до тла, будет пепел и зола.

Но смотреть на меня было не кому, я была в доме совершенно одна и могла делать всё, что не пожелается! Чувство свободы пьянило, ровно до той минуты, как желудок напомнил, что неплохо было бы чего-нибудь съесть.

Для начала нужно посмотреть какими запасами съестного я располагаю. Чай и сахар я привезла с собой, как и пачку макарон. Была ещё буханка хлеба и батон, вернее то, что от него осталось. На полках кухонного шкафчика я ещё обнаружила пачку пшена и горох.

Подполом должна оставаться картошка, так что без еды я не останусь.

Но чтобы готовить, нужна вода. Вздохнув, я начала одеваться. Натянув на себя бабушкин тулуп и старые валенки, взяла ведро и отправилась к ближайшему колодцу.

На улице было тихо, лишь снежок поскрипывал под ногами. За соседним забором тяфкнула собака, но видимо признав соседский тулуп, замолкла. Лунный свет серебрил заснеженные ветви деревьев, скользил по укутанным в белый ватный наряд крышам, путаясь в струящихся из труб нитках дыма.

Звон колодезной цепи эхом вспорол звенящую тишину, затихая где-то в глубине колодца. Вода, ледяная, прозрачная, с хрустальным звоном перелилась в моё ведро, и я направилась в обратный путь, стараясь не поскользнутся и не расплескать воду.

Шла не спеша, вдыхая полной грудью морозный воздух и мне совсем не было холодно, даже заходить в дом не хотелось. Зима в деревне была такая красивая, белая и пушистая, не чета городской, серой и грязной.

Поэтому, одним ведром я не обошлась, сходив к колодцу ещё несколько раз, решив, что нужно сделать в доме генеральную уборку. Вот прямо сейчас и начну, сварю макароны, запью чаем с батоном и займусь уборкой!