— Из казны? Помилуйте, дон Диего, с чего бы казне оплачивать содержание этих вампиров?! – выкрикнул с места какой-то мужчина из ложи напротив.

− Прошу тишины и уважения! – молоток секретаря снова ударил по деревянному основанию.

− Что скажете, сеньор Беласко? У города что, есть лишние деньги на строительство нового приюта? Сколько приютов мы должны будем ещё построить для этих кровососов? Нужно решать проблему каким-то иным способом!

— Это бесчеловечно! Подумайте о том, что это могут быть и ваши дети!

− Сеньор Наварро, своих детей вы бы отправили в приют?!

− Сеньор Кармона, не пытайтесь давить на жалость и спекулировать на чувствах! Эйфайры — это не дети, скорее, бешеные бродячие собаки, в том смысле, что они представляют опасность для общества. К тому же, среди чистокровных иберийцев случаи рождения эйфайров крайне редки. Это заставляет задуматься, не так ли?

— На что вы намекаете?!

— Ни на что конкретно.

— Может, стоило бы провести облавы в Тиджуке, и начать делать это регулярно, тогда, может быть, мы отчасти решили бы эту проблему? Можно ограничить действие закона Нижними ярусами?

−По-вашему, нам надо нанять отдельную армию для облав в вильях? А кто за это заплатит?

−А если эйфайры побегут сюда, в надежде спрятаться. Вы в своём уме?!

Эмбер поёжилась. Как только были рассмотрены текущие вопросы городской жизни, обсуждение снова вернулось к судьбе эйфайров и закону о резервации. Сенат разделился во мнениях. Кто-то предлагал надеть на эйфайров браслеты из ониксида, кто-то — проверять всех детей в принудительном порядке и отправлять их на исправительный остров, кто-то кричал, что за любое преступление к эйфайрам нужно применять высшую меру наказания. Но абсолютно всё, что так эмоционально и цинично обсуждалось, звучало ужасно, словно в этом зале разговаривали о скоте, а не о людях.

Бешеные бродячие собаки, вот кто мы для них!

− А вы, сеньор, как вы считаете, эйфайров нужно уничтожить? – спросила Эмбер осторожно.

Сама не знала, почему ей вдруг понадобилось узнать мнение сеньора де Агилара.

− Это сложный вопрос, Эмерт, − он повернулся и посмотрел ей в лицо. – Ты когда-нибудь сталкивался с ними? Вот так, близко, как мы с тобой?

− Э−э−э… нет. Не знаю. Может быть, но даже если и сталкивался, то я об этом не знал, − она смутилась, отвела взгляд и принялась выравнивать углы у листов бумаги.

— А я сталкивался, — ответил сеньор де Агилар.

— Но это ведь, и правда, бесчеловечно, вы не считаете?

− Ровно до того момента, пока ты не потеряешь кого-то из близких из-за своей жалости к этим существам. Раньше мы их просто убивали. Сжигали на кострах. Теперь мы стали гуманнее и пытаемся их лечить, — саркастично усмехнулся сеньор де Агилар. – Это большая этическая проблема, Эмерт, и я пока не знаю её решения. Но топить в Лагуне кого бы то ни было, ты прав, это бесчеловечно. Но у сената нет пока никакого решения. Мой отец вынес предложение о принудительной резерваций эйфайров и строительстве новых приютов, и дон Диего хочет, чтобы я проголосовал за него от имени отца.

— А вы, сеньор, вы как считаете вы сами?

— Я? Не знаю, Эмерт. Не знаю. Один из эйфайров убил мою мать, вот, и как ты думаешь − я должен им сочувствовать? – сеньор де Агилар посмотрел ей в глаза, и от темноты в них Эмбер едва не сделалось дурно.

— Простите, сеньор, я не знал. Я… я сожалею, — пробормотала она и отвернулась.

— Ты тут ни при чём, Эмерт. У тебя просто доброе сердце, — ответил сеньор де Агилар и тоже отвернулся.

Эйфайр убил мать сеньора де Агилара?!

Теперь всё стало на свои места. Ненависть Агиларов к эйфайрам понятна, и если её вдруг поймают, то пощады ей ни будет никакой. И чувство опасности, в который раз за сегодня, откликнулось в носу запахом металла и крови.