Глорию даже подташнивать начало.
Весь следующий час она занималась сортировкой, холодея от страха при каждом повторном толчке. Шестнадцать уцелевших. Шесть щербатых. Восемь искалеченных безнадежно. Четыре Шалтая-Болтая, требующих целого уик-энда сумасшедшей работы – осторожного подклеивания отколовшихся кусочков, – и один погибший окончательно.
Ее поразило количество скопившихся в кабинете Карла статуэток. Если она и дальше будет лепить их такими темпами, ей с Карлом придется арендовать офис побольше.
А еще Глорию угнетала мысль о трудах, которые ее ожидают. Статуэтки необходимо привести в пристойный вид до возвращения Карла, иначе он будет – иного слова не подберешь – раздавлен случившимся.
Чем дольше она воображала, как сокрушается Карл, тем увереннее себя чувствовала. Поскольку привязанность Карла к ее подаркам истолковывалась Глорией как перенос на них чувств, которые он не решался выразить ей в словах.
«Тебе следовало бы запатентовать их, – говорил он. – Наладить серийное производство. В Италии их с руками отрывать будут».
Она улыбалась и возвращалась к регистрации чеков.
А кстати.
Она все равно уже здесь. Дома ей делать нечего. И Глория решила немного поработать.
Она почти услышала вопль Карла: «Ради всего святого, ты же в отпуске!» Он называл ее «сеньорой Трудоголи», и она притворялась, что ее это прозвище сердит, но на деле чувствовала себя польщенной. Она провела дома неделю и уже начинала лезть на стену от скуки. Собственно, она еще вчера днем решила, что придет сюда этим утром и проверит поступившие в офис сообщения.
И может быть, повозится немного с «Квикеном». Да и охладитель воды не мешало бы помыть…
В прежние годы, когда Карл уезжал, она подменяла его. Кто-то же должен сидеть в офисе, отвечать на звонки. Бизнес сам собой управлять не способен.
Однако на этот раз Карл настоял, чтобы Глория тоже взяла отпуск. Она протестовала: мы упустим заказы, рассердим далеко не одного клиента.
– Плевать, – ответил он.
Это заставило ее задуматься: уж не собирается ли он отойти от дел. Карл довольно часто шутил на эту тему. Но в последнее время в его шутках стала проступать некая определенность, и Глория заподозрила, что может в скором времени остаться без работы.
И что тогда? Этого она не знала. Придется самой заботиться о себе, как, впрочем, и всегда.
Или, может быть, Карл… она… они…
Надежда у нее была.
Она вздохнула и сказала вслух:
– Но и не более того.
Автоответчик (Хе-хе-хе-хе-хэлло! Вы позвонили в компанию «Каперко. Маски и сувениры») покинул отведенное ему на столе место и укрылся за ногой Билла Имия. По счастью, аккумулятор его еще оставался заряженным, а десять сообщений не пострадавшими. Глория взяла блокнот и ручку, палец ее с мгновение повисел над кнопкой и опустился на нее.
Первые два поступили от розничных торговцев: магазин одного, стоявший на бульваре Робертсон, обслуживал вечеринки, другой торговал всякой всячиной в Вествуде, а магазинчик его назывался «С ума сойти!» и пользовался популярностью у студентов Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, особенно у обкурившихся. Телефоны обоих Глория знала наизусть, но тем не менее записала. Следом за ними звонил специалист по телефонным продажам. Затем поступил вопрос от Хорхе, одного из менеджеров склада. Затем Хорхе позвонил снова – сказать, что и сам во всем разобрался.
Она записывала все это и чувствовала себя никому не нужной.
Следующее сообщение пришло пять дней назад, в два пополудни. От Карла.
Предполагалось, что сотовый его в Мексике работать будет, но, по-видимому, тамошняя телефонная компания понимала под словом «работать» нечто свое, особенное: сообщение заглушалось ритмичным электрическим попукиваньем. Глория нажала на кнопку «stop».