– Тебе понравится, – произнесла я одними губами, стоя в тамбуре, спустя полтора часа. 

 Не знаю, кому именно предназначались эти слова: мне или все-таки Марку. Возможно, я сама себя уверяла, что все не так страшно. И время пройдет быстро, и Разумовский понравится родне, а главное – они поймут, что и у меня все в порядке на всех фронтах. И пусть, на самом деле, это не так. Порой красивая картинка многое значит. 

 На вокзале, как всегда было шумно, словно мы попали в муравейник. Люди тащили чемоданы, сумки, зонтики, кто-то весла и ковры. Марк только ресницами хлопал, не уставая свистеть. 

 Ткнула его локтем в бок, призывая не щелкать носом. В этой суете очень легко потерять бдительность и остаться без телефона или бумажника. 

– Дэвушка, прэкрасный, как цвэток пэрсика, – колоритный мужчина явно обратился ко мне, только лишь мы с Разумовским оказались на привокзальной площади. 

 Я начала вертеть по сторонам головой, уже понимая, что от таксистов не так просто отделаться, потому лучше ретироваться сразу. 

– Эй, ну, куда торопишься такой красивый?! 

– Бежим, – вцепившись в ручку чемодана, пробурчала я, – иначе сначала всю дорогу будет рассказывать про свою семью, а потом сдерет с тебя тройную плату. 

– Ну, допустим, слушатель из меня неплохой, – спокойно выдал Марк, не двигаясь с места, – а насчет оплаты, – поскреб он макушку, немного задумавшись. 

 Этих секунд хватило восточному бомбиле, чтобы уже подхватить наш чемодан и спокойно покатить его в сторону своего авто. 

– Разумовский, – рявкнула я так, что голуби встрепенулись на проводах. 

 Марк вовремя опомнился, в несколько шагов догнал таксиста и что-то долго ему объяснял, при этом странно жестикулируя. 

 А потом довольный вернулся ко мне, всучив в руки свой рюкзак. 

– Удивительно, что вместо чемодана тебя не увезли, – подмигнул он, надвигая бейсболку ниже, чтобы солнце не било по глазам. 

– Это ты на что намекаешь? – насупилась, заподозрив неладное. 

– Погода хорошая сегодня, – выдал он и уверенной походкой поплелся вперед. 

 Кажется, в этот момент концентрация ненависти между нами достигла предела. Наверное, если было бы меньше свидетелей, то я б с радостью придушила этого нахала. Нет, он на что намекал-то? Что я растяпа? Болтушка?

 Мои глаза округлились от собственных мыслей и все те пять минут, что мы плелись к остановке, я прожигала спину Разумовского испепеляющим взглядом. Однако загораться она не спешила, хотя солнце палило нещадно.

 Меня настолько переполняли эмоции, что я уж и забыла о том, что меньше, чем через час придется знакомить этого лоботряса с мамой. Бедная, бедная Ярослава! 

 Втиснувшись в троллейбус со своими чемоданами, я тут же плюхнулась на сидение, отвоевав его у пацана лет десяти, который с надувной уткой пытался занять свободное место. Однако к моему счастью благополучно застрял в проходе. Марк только головой покачал, а я из вредности показала ему язык. 

 Чертовы пробки – как визитная карточка моих родных мест, в которых мы простояли битый час. 

– А могли б сейчас слушать семейные байки одного веселого и горячего парня, – фыркнул Разумовский, склонившись надо мной, – к тому же тебе тоже есть, что рассказать. 

– Не завидуй, – вздернула я нос, хмыкнув. – Поверь, поживешь с моей семьей, и у тебя тоже накопится историй на век вперед. 

– Скажи, когда можно начинать бояться, – продемонстрировав шикарную улыбку, подытожил Марк. 

 Ха, наивный, он просто еще не оценивает масштаб всей катастрофы. Ведь стоит переступить порог дома, как вопросы, словно стрелы полетят в его сторону. Особенно будет изгаляться Людка, с нее станется, как же. Мало того, что любопытная, так еще и вредная. Вот, пожалуй, Людку и бабулю я боялась больше всего. Стоило подумать о них, как колени начинали дрожать, голова пухла от мыслей, а язык прилипал к небу.