– Ты часто бывал на панели?

– Не часто, – отмахнулся он.

– Таких платьев не бывает у проституток. Оно стоит восемьдесят франков и куплено в Париже.

– Я дам тебе сто… рублей. Только сожги его. Хотя, нет, не надо. Иди в спальню, и не снимай его. Я скоро приду.

– Мишель, ты сумасшедший.

– Я знаю. Иди, дай мне отдохнуть минут десять.

Через четверть часа он зашёл в спальню, в надежде увидеть ее спящей, но, как ни странно, она стояла возле окна и смотрела на синеющий за стеклом вечер. Он подошел к ней со спины вплотную и обхватил руками узкую талию. А после прижал ее к себе и положил ладони на маленькие выступы её грудей.

– Девочка, – шептал он, ища её нежные губы. – Моя фарфоровая девочка.

Пальцы потянули вниз упрямые бретельки, прочь с плеч. Она выгнулась и стала расстегивать крючки, помогая ему снять свой скандальный французский наряд. Вместе с шуршащим щелком на пол спланировал вдвое сложенный лист бумаги.

– Что это? – спросил он.

– Где?

– На полу?

– Ах, это. Не знаю, – засмеялась она.

– Ты лжёшь. Дай мне. Это чья-то записка?

Она скомкала бумагу и сжала её в кулачке. Он потянул за руку и потребовал разжать пальцы.

– Покажи, я тебе сказал!

Она попыталась ускользнуть, но он нагнал её в два прыжка и, повалив на кровать, ухватил крепкими объятиями и надавил на сжатый кулак.

– Ай, Мишель, больно! – вскрикнула она. – Да, бери, бери. Читай… Это твой Панырин мне сунул! И второй, рыжий инженер, забыла его фамилию, тоже втихаря приглашал меня к себе.

– Вот, даже как?! – кричал он, багровея лицом и шеей.

Он развернул листок и в прыгающих от волнения буквах едва различил начертанный рукой Панырина адрес. Его домашний адрес.

– Ты подлая маленькая сучка, – хрипел он. – У меня за спиной ты успеваешь крутить романы и договариваться о встречах с другими кобелями? Тебе меня мало? Скажи, мало?

– Нет, Мишель, – она прыскала от смеха. – Он всунул эту записку в мои руки тогда, когда ты выходил курить. Я не стала говорить тебе об этом прямо в ресторане. Иначе вечер бы закончился весьма гадко. Ты вызвал бы его на дуэль. Его или второго… Забыла его фамилию… Колычева!

– Да, я и так пойду завтра в лавку к Шумерту, чтобы купить револьвер. Я буду отстреливать, словно собак, всех твоих кобелей. Ты меня поняла? А вызывать их на дуэль я не стану. Это для них слишком благородно! Я буду их просто убивать.

– Мишель, – хохотала она. – Ты такой смешной, когда сердишься. Ты похож на Отелло.

– Блудница, – хрипел он в ответ. – Маленькая фарфоровая блядь. Раздевайся сейчас же догола. Я буду тебя наказывать. Хочешь, я отстегаю тебя вожжами, как стегали в деревнях мужики своих неверных жён?

– Хочу! Только где ты возьмешь вожжи?

– Найду любого извозчика и куплю их у него.

– Миша, уже ночь…

– Ага, ты боишься, подлая?

– Боюсь… – призывно улыбалась она, облизывая пухлые губы.

– Не смей улыбаться. Я всё равно не пощажу тебя. Тебе не помогут даже слёзы и мольбы о помиловании. Снимая всё. И чулки! – горячился он. – Нет, погоди, чулки не снимай. Иди ко мне… Ближе… Шире… Шире, я сказал!

– Анька, ты рассорила меня с моими друзьями, – изрёк он утром, куря сигару.

– Ну, и бог с ними, – отозвалась она. – Разве это друзья?

– Пожалуй, ты права…

В этот раз он пробыл у неё несколько дней.

Однажды Татьяна Николаевна встретила его с красным от злобы лицом и припухшими от слёз глазами.

– Говорят, что ты завел себе новую девку?

– Вздор. Это гнусные наветы, – отмахнулся он, не желая раздувать скандала.

– Это ты несёшь вздор. Тебя видели с ней!

– Мало ли, где и с кем меня могли видеть? Я часто бываю по делам службы или в силу иных каких-то причин в публичных местах. Может, мимо меня и проходила какая-то девица. Так что ж с того?