Убедившись, что обратно не прорывается никто, Вятич кивнул мне:

– Теперь быстро уходим, не то останемся с Батыевым войском.

Мы успели к своим прежде, чем они отошли в лес. На льду остались лежать кони, люди, множество оружия. Мы наспех собирали стрелы и мечи, уносили своих убитых, чтобы скрыться в лесу раньше, чем к побитым татарам придет подмога.

– А что, мне понравилось работать волком, как бы еще шкуру завести.

Услышав такие рассуждения, Вятич поморщился:

– Тебя лошадь к себе не подпустит.

– А если приучить?

– Когда?

Ну, конечно, глупость, но я же теоретически.

Вечером в стан вернулись разведчики, сказали, что пара сотен татар встала лагерем недалеко. Кони пасутся на берегу отдельно, охрана не ах какая. Евпатий позвал Вятича, я поняла, что ночью снова предстоит работа волками. Это мне нравилось. Жалко было бедных монгольских лошадок, вынужденных самим себе выдалбливать из сугробов остатки прошлогодней травы, но я их сюда не приглашала.

Так и есть, нам придали десяток опытных дружинников, двух разведчиков и пожелали удачи.

Через лес пробирались довольно долго, потому что пришлось осторожничать, чтобы не нашуметь и не выдать себя раньше времени. Когда оказались неподалеку от татарского лагеря, была самая темная часть ночи. Мы все на кобылах, даже Вятич пересел со своего Бурана на чью-то лошадь, вызвав у Бурана обиженный всхрап. Я знала, почему это – кобыла никогда не откликнется на призывное ржание коня, а конь может заржать в самый неподходящий момент, учуяв подругу.

Но и кобыл пришлось привязать к деревьям, оставив с ними одного из дружинников, тот, правда, пытался возражать:

– Вон мальца бы оставили…

– Малец ценнее трех дружинников, а может, и десяти, – бросил в ответ десятник. Я была польщена неимоверно, хотя вида не подала, даже не оглянулась на говорившего.

Снова долго двигались, стараясь не хрустнуть веточкой. Может, мне просто показалось, что долго? Наконец, впереди ухнул филин. Я чуть не присела от страха, но задержала рука Вятича, он кивнул куда-то вперед, прошептав на ухо:

– Они рядом, чуешь запах конского пота?

Ничего я не чуяла, кроме страха, но говорить об этом не стала.

По знаку Вятича остальные осторожно подкрались к нам ближе.

– Обходим лошадей и гоним куда попало, нам их не взять, пусть лучше разбегутся по лесу. Вы подберетесь с той стороны, мы с этой. Главное – не дать охране стрелять, степняки на шум бьют хорошо. Пугать – наше дело, вы все молча, чтобы ни единого голоса слышно не было. Пусть думают, что здесь нечистая сила развлекается, мертвяки гуляют.

У меня Вятич тихонько поинтересовался:

– Еще раз завизжать сможешь?

Я только пожала плечами:

– Вряд ли…

– Жаль.

– Есть еще один клич, как у индейцев. Это когда кричишь «а» и при этом бьешь пальцами или ладонью по губам.

– Объясни остальным.

Я показала, попробовали шепотом, понравилось. Договорились по знаку начать орать так всем сразу. Знаком был волчий вой, который уж очень хорошо получался у Вятича. Но это опасно, собрав волков, можно самим остаться без лошадей, ведь рядом с нашими всего один дружинник.

Ох и навели мы ужаса на татарскую сотню!

Когда вдруг тихо завыл волк, лошади забеспокоились, сами татары тоже встревожились, все же до коней далековато. И тут я первой заорала «А-а-а…» на индейский манер. Меня активно поддержали с нескольких сторон. Получалось черт-те что, наш дружинник рассказывал, что своих лошадей едва удержал, хотя было далековато, а татарские бросились в стороны – лучше не надо. Не успели хозяева выскочить к ним на берег, как лошадей разметало по лесу во все стороны.