Дерево всегда было разным: то в охапках снега, то в молодых веселых листиках, а осенью радовало особой роскошью парадного одеяния. Только вот когда ветер срывал золотую листву, разнося её по округе, Старику становилось грустно. А сегодня было особенно – на ветке остался один-единственный лист, реявший на промозглом ветру, словно флаг потрепанного штормами брига. Приходили ненужные и вредные ассоциации со своей немощью, которые Старик пытался гнать изо всех сил.

Ах, это старинное развлечение интеллигентов – гадание по книге. Берётся любимый фолиант (Библия, Брокгауз и Ефрон, учебник по сопромату – предпочтения глубоко личные), открывается вслепую, читается первая попавшаяся на глаза фраза и трактуется её скрытая (а, может быть, и явная?) суть. Для чистоты эксперимента можно использовать не определённую, а случайную книгу. Немного знакомый с психологией и статистикой скажет, что рандомность тут относительна: книга берётся исходя из знакомого расположения на полках, открывается подспудно примерно там, куда ведёт подсознание, но, может быть, именно в этом и заключается главный смысл действа?

Вот и Старик в минуты душевной слабости прибегал к такому способу успокоения. Не оборачиваясь, протянул руку к книжному шкафу и решительно достал томик. Он безошибочно узнал его наощупь – это был сборник рассказов О. Генри – открыл ближе к концу и прочёл:

«– Скажи мне, когда кончишь, – закрывая глаза, произнесла Джонси, бледная и неподвижная, как поверженная статуя, – потому что мне хочется видеть, как упадет последний лист. Я устала ждать. Я устала думать. Мне хочется освободиться от всего, что меня держит, – лететь, лететь все ниже и ниже, как один из этих бедных, усталых листьев».

Это была новелла «Последний лист», где больная девушка Джонси потеряла способность бороться и решила для себя, что умрёт, когда упадет последний лист плюща. И этот лист упал.

– Чёрт подери, прямо в точку. Не хватало ещё эдакой бесовщины – пробурчал Старик не отрывая взгляда от окна и кладя раскрытую книгу на подоконник. – Что ты на это скажешь? – обратился он к Абрикосу.

Абрикос ничего не сказал, задрав замечательный хвост, упруго прошёлся вдоль стекла и сунул квадратную рыжую голову с драным ухом под заскорузлую ладонь. Предпочел промолчать, а ведь он ведал многое…

– Понимаешь, дружище, для него сейчас будет первый полёт и одновременно – последний. Тебе не кажется, что вся его жизнь заключена именно в этом?

Старик знал, о чём говорил. Он отлично, до мельчайших деталей помнил свой первый полет, если правильнее – вылет. Точнее, их было два. Вывозной, когда вчерашнего школьника, сельского паренька, ставшего курсантом, и никогда до этого не поднимавшегося в воздух, инструктор вывез в задней кабине (пилоты говорят – кабинете) маленького биплана У-2, открыв для него огромное Небо. И первый самостоятельный, когда Пилот, Небо и Самолет навсегда превращаются в единое целое. Летать можно и нужно учиться!

Помнил Старик и свой последний вылет 20 лет спустя. Заглушив двигатели огромного четырехмоторного бомбардировщика Ту-4, он долго сидел в своём левом кресле, не в силах снять ноги с педалей и руки с «рогов» штурвала. Суеверные лётчики не любят слово «последний», предпочитают заменять на «крайний», но не для такого случая. Тот вылет был для него действительно последним. Казалось, сама жизнь теряет свой смысл и уходит из всё ещё сильного тела. А теперь ветеран видит этот лист, готовый сорваться в небо и пережить испытанное им самим много лет назад.