Двоюродные были роднее родных. В мастерских помогали друг другу. Вместе осваивали скорняжное дело и искусство торговли. Вместе и развлекались. И учились. Старший брат Александр неплохо знал немецкий язык. Егора восхищало, как ловко он лопочет по-немецки с некоторыми клиентами и покупателями. И тогда Александр, видя интерес младшего брата, предложил ему брать регулярные уроки немецкого.

В свободное время бродили по Москве. Захаживали в разные лавки, в том числе и в книжные. В одной из них приобрели хорошие учебники по немецкому языку, а также накупили дешёвых, как говорилось в рекламе, «превосходных изданий приключений лондонского сыщика Шерлока Холмса и американского его собрата Ника Картера»[3].

Ещё в Стрелковке чтение стало для Жукова любимым занятием. Своего рода тайной свободой, когда он мог уединиться где-нибудь в сарае или на сеновале под щелью в кровле, куда проникал весёлый солнечный луч, и только он, тот сноп яркого света, делил с Егором сокровенный диалог с автором и его героями. В деревне книг было мало. А тут Первопрестольная открыла перед ним не только лавки, но и библиотеки, а также книжные шкафы знакомых и друзей.

Теперь, сидя у Протвы и наблюдая ход её бесконечных вод, маршал снова вспомнил Стрелковку времён своего детства. Школу в Величкове. Учитель Сергей Николаевич Ремизов время от времени давал ему что-нибудь из своей домашней библиотеки. Он помнил и тот старый книжный шкаф со скрипучими стеклянными дверцами. Когда Сергей Николаевич поворачивал ключ и распахивал дверцы, на них веяло теплом старых и новых книг, и этот запах будил ассоциации. Так на старого солдата действует запах порохового дыма. Из глубины шкафа смотрели на Егора ровные ряды книжных переплётов: А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, И. С. Тургенев, И. С. Никитин, В. А. Жуковский, Ф. И. Тютчев…

Тютчев! Маршал на мгновение потерял и ход мыслей, а взгляд уже не контролировал ровный ток воды, устремившись куда-то в глубину. Однажды в Одессе на Приморском бульваре, бывшем Фельдмана, в ясный летний день, когда, кажется, все горожане и отдыхающие высыпали из домов и санаториев, заполняя парки и скверы, к нему подошла пожилая дама, одетая в обветшавшее платье, в старомодной шляпке и назвалась то ли дочерью, то ли внучкой поэта Тютчева. От неожиданности он на мгновение смутился, потом приказал сопровождавшему его офицеру-ординарцу предложить ей, если она согласна принять, некоторую сумму денег. Женщина деньги взяла и удалилась. Действительно ли та приморская дама была потомком Фёдора Ивановича Тютчева, он так и не узнал. В Одессе в те годы можно было встретить кого угодно. Всем там хватало места.

Когда Егор всё возможно и посильное для его возраста из шкафа учителя перечитал, тот улыбнулся и сказал:

– Вот окончишь школу, подрастёшь и поедешь в Москву. Там устроишься учеником в типографию. Станешь мастером-печатником. Вот уж где, Егор, книги будут вольные!»

Все ему прочили Москву.

И вот он в Москве.

Александр уже тогда был человеком хорошо образованным. Это качество в старшем брате особенно притягивало к нему Егора. Брат умел рассуждать и о прочитанной книге, и о только что просмотренном сеансе синематографа, делал какие-то, порой совершенно неожиданные выводы, связанные и с их повседневной жизнью, и с мечтами. И эти мысли были так же удивительны, как и мечты. Младшие слушали брата раскрыв рты. Детективы и приключения Егору вскоре наскучили, и они принялись с Александром за учебники математики, русского и немецкого языков, географии. Всё хотелось знать глубже. Вчерашний выпускник трёхклассной церковно-приходской школы с некоторым разочарованием вдруг понял, что в Величкове он успел только прикоснуться к знаниям. Хотя и старался изо всех сил. Теперь погрузился в научно-популярную литературу. Описания природных явлений, записки известных путешественников, справочники. За всем этим стоял Александр Пилихин. Хозяин скорняжных мастерских, наблюдая за увлечениями детей книгами и синематографом и не обнаруживая в том и другом ничего дурного, сдержанно поощрял их небольшими суммами денег.