Лохматая Зверюга не проронил ни слова с тех пор, как наша компания покинула загадочное место, где оканчивалась крышка, но начиналась какая-то другая сторона реальности, на которую невозможно было проникнуть.

Тогда, в зеркале, Зверюга увидел нечто, поразившее его настолько, что он не знал, что подумать и что сказать, а потому ничего никому и не сказал. Там, в своем отражении, он увидел, как бы, не совсем себя. Вернее, это конечно был он, но в человеческом облике.

Несмотря на то, что его отражение, как и у всех остальных, было смутным, призрачным, Зверюга смог вполне определенно разглядеть юношу приятной внешности, с большими грустными глазами и каштановыми волосами до плеч, в костюме неизвестно какой эпохи и национальности. На нем был не то сюртук, не то длиннополый блейзер, и брюки, все из черного бархата с большими золотыми пуговицами, а также белоснежная рубашка с пышным жабо. В странном несоответствии с элегантным костюмом, ноги были обуты в лохматые мокасины из шерсти того же каштанового цвета.

Для Зверюги не подлежало сомнению то, что это был он сам, но как он мог таким быть? И что это была за реальность, в которой он представал в таком виде?

Хотя, подобное для него уже было не вновь. Зверюга обладал способностью помнить свои прошлые воплощения. Об этой своей способности он тоже никому никогда не рассказывал, поскольку даже не понимал, чем эти воплощения на самом деле являлись: то ли прошлыми жизнями, то ли превращениями, или может просто снами.

Так что, Зверюга и раньше видел себя в другом обличье и в другой реальности. Только красивым юношей еще ни разу не был. По воле некого провидения ему, как правило, доставались брутальные персонажи, и то далеко не всегда человечьи. Сейчас, например, он вообще был непонятно кем: вроде зверь, но неизвестно какой породы, да еще разумный и вменяемый вполне, да еще наделенный незаурядными душевными качествами, если в глаза вглядеться.

Недавняя сцена «обезлюбливающей терапии» произвела на него впечатление не меньшее, чем отражение в зеркале. Зверюга погрузился в воспоминания. В одном из недавних своих воплощений он был одиноким пещерным человеком.

Точнее, отшельником он стал не сразу, а поначалу жил в первобытном племени, которое промышляло охотой и собирательством. Племя разделялось на людей и женщин. Женщины не считались полноценными и полноправными. Люди так решили, потому что были сильнее женщин. Но решили не сразу, а постепенно, по мере того как им в голову приходили мысли, что случалось нечасто.

Сначала женщины тоже были людьми. Но потом люди обратили внимание, что женщины красивее их. Люди смотрели на них, смотрели, и пришла им в голову мысль: «А чего они такие красивые? А мы что, хуже?» И тогда они сказали женщинам:

– Снимайте новую одежду. Будете донашивать старые лохмотья.

– Почему? – возразили женщины. – Это несправедливо, мы не хотим!

– А мы вас побьем, – ответили люди.

– Ладно, мы согласны, мы поняли.

Но люди их все равно побили, чтобы те хорошо поняли.

И стали женщины одеваться в обноски. Но лохмотья обнажали красивые руки, и ноги, и спину, и грудь. И женщины вызывали у людей желание. Люди смотрели на них, смотрели, и пришла им в голову мысль: «А почему мы хотим их сильнее, чем они нас? Мы что, хуже? Или мы что, не можем с собой совладать? Или мы порочные, что ли?» И тогда они сказали женщинам:

– Вы похотливые. Вы блудливые. Прикройте свои тела нечестивые. Все прикройте и не показывайте. Будете показывать только когда мы разрешим.

– Почему вы все решаете, и разрешаете или не разрешаете? – возразили женщины.