– Почему нужно отводить их за реку? – мрачно поинтересовался великий князь. – Что советует воевода Акун, почему сам он не прибыл сюда?

– Я говорю то, что велел сказать тебе Акун. Он слишком долго пробыл на солнце, и слабые глаза его потеряли зоркость.

– Особой зоркостью он никогда и не отличался.

– Считай, князь, что теперь уж совсем ослеп[38]. Непонятно только, почему ты решил назначить воеводой не только из норманнов, но и из всех наемников именно его, почти слепого.

– Ну, не такой уж Акун и слепой, но зато не настолько горяч и бездумен в боях, как вы с Рагнаром. Передай Акуну, что отводить войско не разрешаю. Ни один ваш воин пока еще и мечом не взмахнул.

– Наши воины еще понадобятся тебе, конунг. Для той битвы, в которой мы обязательно иссечем врага, положив его полки, словно скошенную траву.

– Вон сколько моих «косарей» уже отдыхают на ниве, – кивнул великий князь на усеянную телами низину.

– Это всего лишь ополченцы, – презрительно осклабился Эймунд, – которые не были воинами и уже никогда не станут ими. Молиться же тебе следует на моих воинов, на викингов. Пока они целы, главная твоя битва еще впереди, не будь я первым викингом норманнов.

– Это не твои, это мои воины, – сурово напомнил ему князь. – Тебя я нанял точно так же, как и их всех.

– Хорошо, считай, что я этого не говорил. Вместо этого сказал: наши воины еще понадобятся тебе, – не стал Эймунд вступать в спор с князем. – Но уже не для нынешней, а для других, грядущих битв.

– Не нужно говорить мне о грядущих битвах! – неожиданно сорвался великий князь. – Мы уже стоим на поле брани. Пока еще стоим на нем. Вы ведь опытные воины, будем считать, что значительно опытнее меня. Силы мстиславичей вам известны. Как они ведут себя в поле, видите. Так советуйте же, что делать, советуйте!

– Видят боги и вороны, что это была не твоя битва, князь, – обвел викинг устланную телами низину, простиравшуюся неподалеку от подножия высокого холма, на котором они стояли.

– Но она еще не проиграна.

– Теперь, конунг, тебе уже нужно думать не о том, как бы выиграть эту битву, сколько о том, чтобы она не стала для тебя последней.

Ярослав понимал, что викинг прав, и все же что-то удерживало его от принятия того единственно приемлемого решения, которое ему сейчас подсказывали. Он вел себя как игрок в кости, который давно понял, что все, что мог проиграть, он уже проиграл и что сегодня не его день. Тем не менее все тянулся и тянулся к костяшкам, этим дьявольским меткам, которые привораживали его призрачной удачей.

– Я не могу уводить свои полки днем, – наконец решился он. – Это будет похоже на бегство.

– Бегство с поля боя ради спасения остатков своего воинства – всего лишь один из полководческих приемов.

– Причем самых воинственных остатков, – саркастически обронил князь.

– Но мы-то не бежим, а отводим свои войска за реку, как бы в поисках более удобного поля сражения.

– Не мудри, варяг[39]. Уходить следует ночью.

– Если только горные псы Мстислава дадут нам возможность продержаться до темноты. Но ведь не позволят, зря потеряем еще несколько сотен воинов. Так что нужно или отходить, или же гнать кавказцев к стану Мстислава.

– Есть еще одно решение.

– Какое? – спросил норманн, когда стало ясно, что пауза, которую держал великий князь, слишком затянулась. – Запереться в нашем укрепленном лагере и гибнуть под стрелами мстиславовых лучников да от голода?

– А что, многие наши предшественники прибегали и к этому способу, – пожал плечами Ярослав.

Однако произнесено это было таким тоном, что викинг сразу же догадался: это еще не окончательное решение.