- Эльза, я попрошу вас не орать, - тихо и с улыбкой проговорила Милочка. – И дайте нам пройти.

Истомина, не говоря больше ни слова, заспешила к центральному проходу между рядами. Следом за нею, выждав несколько секунд, так, чтобы не идти вплотную за женщиной, двинулась Людмила, взявшая за руку сына своей умершей в родах подруги Мстиславы Звездинской.

***

Южная Пальмира встретила покинувших здание Театра Оперы и Балета пронизывающим до костей декабрьским ветром. Идти до стоянки, где Людмила Марковна оставила автомобиль, было недалеко. Буквально пару десятков метров. А потому, спустя несколько минут, Милочка усадила Костика на заднее сидение, пристегнула мальчика ремнем безопасности и заняла место за рулём.

Машину она купила три года назад, да и то, поддавшись уговорам Дианы, твердящей, что при её должности негоже пользоваться общественным транспортом. Тем более что средства позволяют.

А они, средства, действительно позволяли если и не жить ни в чем себе не отказывая, то и не экономить каждую копейку.

Но Милочка привыкла. Привыкла с юности во всем себя ограничивать. Это касалось не только строгой диеты балерин, но и остального. Будь то обстановка в квартире, которую она не удосужилась поменять на более престижную, а продолжала жить в спальном районе, что называется – на выселках, или гардероб, ставший дорогим и изысканным, но не сказать чтобы обширным.

Занять место старшего хореографа директор училище предложил Людмиле Марковне почти сразу после смерти Мстиславы Звездинской.

И Милочка сразу же согласилась.

Она видела недовольные взгляды коллег, считавших, что есть более достойные кандидатуры. Слышала сопровождавший её в коридорах училища шепоток. Но если в самом начале работы в новой должности Людмилу заботили совсем другие проблемы, и вникать в перешептывания педагогов не было ни времени, ни желания, то к началу следующего учебного года всё, как говорится «устаканилось».

Людмила Марковна вовсе не возгордилась. Вела себя ровно с коллегами, словно не случилось ничего из ряда вон выходящего.

К ней попросту привыкли.

А те, кто еще остался недовольным, ждали, когда «новое начальство» само где-то споткнется.

Но Милочка «не спотыкалась», вводила новшества в устоявшуюся жизнь осторожно и не торопясь. Правда, с нового учебного года если не отменила драконовские порядки в училище, то значительно смягчила их. И начала с того, что сняла запрет на гаджеты. Теперь будущие балерины и танцовщики могли каждый вечер поговорить с родителями по телефону. Если, конечно, не было нареканий на учебу не только в училище, но и в школе. В случае нареканий можно остаться без связи, а потому дети и подростки старались изо всех сил, если такое в принципе возможно. Ведь те, кто поступал в училище, проходили все тот же скрупулезный отбор и бредили балетом, как и те, кто уже выпустился перед ними.

Конечно, Людмила Марковна не отменила порочную практику частных концертов, но постаралась, чтобы учащиеся заканчивали выступления хотя бы до десяти вечера. Потеряв треть «клиентов», переметнувшихся в школу бального танца, не избалованную неучитываемыми денежными вливаниями, выдержав головомойку от директора училища, Милочка сумела настоять на своем. Сказала, что не станет претендовать на долю в «спонсорских пожертвованиях», если половину директор обязуется тратить на реконструкцию и ремонт училища.

Немного поразмыслив, поняв, что и здесь, если подойти с умом, можно поживиться, директор согласился, понимая, что любая инстанция поставит в заслугу ему, в первую очередь, что в такое сложное для страны время он находит спонсоров и заботится о сохранности и реставрации здания училища.