— Нормально она себя чувствует. Приведи себя в порядок, не свети.

Дарина поджимает губы, очевидно, ищет способ пообщаться с Демидом, попросить о помощи. Но не думаю, что натворит глупость. Не рискнет. Отворачиваюсь, открываю дверь, чтобы выпустить Демида.

— Он украл меня, держит здесь взаперти, позвоните в полицию, я Дарина Савельева, — быстрые слова, почти несвязная речь, а рука буквально вцепилась в Демида. – Помогите мне…

— Демид, нам пора.

— Пожалуйста, помогите мне!

— Демид, нам пора! — рявкаю я. Горло ядом стягивает, гнев буквально взрывается во мне атомными бомбами. Прямо сейчас бы придушил, потому что она еще ничего не поняла. Для нее это все игра. Все они считают, что я заигрался, что я не живу. – Подожди за дверью.

— Саид, ее нельзя бить…

— За дверью подожди, — смотрю в глаза, и Демид кивает. Уходит, оставляя нас наедине.

— Я думал, мы поняли друг друга.

— Мне все равно, что ты говоришь и делаешь. Я буду использовать любой шанс, чтобы выбраться отсюда, я ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу! — орет она мне в лицо, у меня пелена перед глазами. Ни одна женщина меня так не выводила из себя. Ни одна так не нарывалась на порку. Ни одну мне не хотелось так убить. Она словно яд в моей крови. Словно раковая опухоль, и ты можешь вырвать ее с корнем, она, все равно, останется там навсегда.

Ее нельзя бить.

Ее нельзя бить!

Все время нужно помнить, что она носит моего ребенка, а это заставляет сдерживать порывы и желания. Например, схватить ее за волосы, ударить лицом о кушетку, задрать одежду и войти в пизду с размаха. Чтобы кричала, чтобы руки мои в кровь царапала. А я глох от криков, что перерастут в стоны, глох от «ненавижу» перерастающему в «еще». Она всегда текла, как сука, всегда хотела меня ночью, а на утро не помнила. Это крутило изнутри, это бесило и возбуждало одновременно. А теперь приходится иметь дело с разъяренной ведьмой, от которой кожа горит, а яйца набухают.

— Ну, что, снова ударишь меня?

Я бросаю взгляд на часы.

— Есть насилие похуже физического, — отхожу от Дарины и беру пульт. Включаю «Пятый канал». Как раз крутят запись утреннего эфира, где рядом со Ждановым сидит симпатичная девушка с русыми волосами. Дарина ахает, прикрывая рот ладонью. Это больно. Больно, когда вся твоя жизнь летит под откос.

— Наверное теперь ты желаешь, чтобы я тебя ударил, да?

— Скотина! Сволочь! Это все из-за тебя! Из-за тебя! Я должна там быть! Я! Ничтожество, сволочь!!!

Я чуть толкаю ее к кушетке, выхожу за дверь, а потом слышу грохот. Мы с Демидом залетаем в комнату, где телевизор разбит об аппарат УЗИ, а повсюду валяются осколки. Дарина при этом сидит на кушетке и рассматривает свои ногти.

— Надеюсь, я тебя не разорила, дорогой?

— Конечно, нет, дорогая. Но такие тяжести таскать в твоем положении вредно.

— Ах, да, мое положение, — в ее руке блестит стекло. Она заносит его над животом с таким безумием в глазах. Рвусь вперед, но делаю ошибку. Вместо живота осколок целится мне в шею, но попадает в плечо. Заходит глубоко и болезненно. Но я даже не морщусь. Вызываю людей, которые вместе с Аминой отведут Дарину в нашу спальню.

— Обидно, наверное, Дарин?

— Что?

— Быть снова в секунде от свободы.

Она поджимает губы и уходит, а Демид берет антисептик и обрабатывает рану.

— Надо бы зашить.

— Не надо. Наложи повязку.

— Саид, это уже ненормально.

— Тоже считаешь, что зря она аппарат грохнула? Он пол-ляма стоил.

— Я не хочу в это ввязываться. Даже для тебя это слишком. Ты держишь человека против воли. Не просто человека, известную телеведущую.