Мол, классно же придумала.

– Мари, а что ты сказала Герману? Ты же как-то объяснила ему, почему тебе понадобилась моя помощь.

– Это было легко. Я поискала в сети, как выглядят панические атаки, и изобразила их несколько раз посреди ночи. Очень круто, кстати, ты бы тоже повелась…

– Не сомневаюсь, – я криво улыбаюсь.

– После третьей Герман сам предложил, что надо найти специалиста для меня. Я еще отнекивалась, говорила ему, что сама справлюсь. В общем, дала ему возможность почувствовать, что это его решение. Мужчины это любят. Так что он думает, что ты должна нормализовать мой сон. Хотя он уверен, что я просто нервничаю перед свадьбой.

– Но он сказал, что я должна помочь тебе что-то вспомнить.

– Ну я намекнула, что, видимо, этот дом что-то делает со мной, триггерит… У моих родителей был похожий дом, я выросла в таком, поэтому это звучало логично.

– Ты из богатой семьи?

– А это важно?

– Да, у нас же сеанс, я задаю вопросы по делу.

– Я из очень богатой и очень дерьмовой семьи.

Она фыркает и отворачивается к окну. Она занимает такую позу, что ее плечи становятся острыми. Вообще весь ее силуэт становится ломаным и некрасивым.

– Вот и он, – тянет она, касаясь тонкими пальцами стекла. – Третьяков приехал.

Так рано?

Я думала, он будет поздно вечером или вовсе завтра.

Я чувствую, как ускоряется пульс. Я умею с собой справляться, но меня раздражает, что я по-прежнему бурно реагирую на его появление. Так хочется быть холодной и спокойной, а вместо этого приходится повторять заученные мантры.

– Ох, сколько охраны, – тихо произносит Мари, не отрывая взгляда от окна. – Забегали… Давно не видела столько машин.

Я не выдерживаю и поднимаюсь на ноги. Тоже подхожу к окну.

Там внизу и правда припарковался целый свадебный кортеж. Машин хватит, чтобы уместить даже дальних родственников. Я насчитываю шесть внедорожников и еще два седана представительского класса. Дверцы распахнуты, туда-сюда суетятся охранники, и во всем этом чувствуется нервозность.

У меня появляется нехорошее предчувствие, и я ищу взглядом Барковского. Он должен быть в самой гуще, он всегда руководит парнями в таких ситуациях.

– Я закачу жуткий скандал, если Герман решил пригласить важных гостей и ничего не сказал мне. Я сейчас не в том настроении, чтобы быть милой и любезной.

Барковский стоит на верхней ступеньке крыльца и что-то выясняет у охранника в белой рубашке. Он резко взмахивает ладонями, а по его мимике легко понять, что он сейчас разговаривает одним матом.

И это плохо.

Чтобы вывести Барковского из себя, нужно чертовски постараться.

Должны небеса рухнуть на землю.

Я слежу только за ним, забывая вообще о существовании Мари, и вижу, как он спускается со ступенек и подходит к двум парням, которые помогают выйти из внедорожника… Герману. Да, это Третьяков. Он кривится от боли, но идет сам, не позволяя охранникам больше участвовать. Он сперва отталкивает одного, потом прикрикивает на второго, а на Барковского бросает тяжелый взгляд. Тот не выдерживает и отворачивается, как человек, который сильно облажался.

– Он ранен, – произношу на выдохе.

– Кто? – удивляется Мари, которая успела отвлечься на сообщения в сотовом.

А я едва не совершаю идиотскую ошибку.

Я почти разворачиваюсь, чтобы выйти из кабинета и кинуться на первый этаж. Мне нужно увидеть, что с ним… Насколько всё плохо! Но я прихожу в себя, скидывая внезапное наваждение, и ловлю непонимающий взгляд Мари.

– Третьяков, – отвечаю ей. – Он хромает…

– Может, авария? – хмурится она.

Сколько она с ним?

Неделю?

Почему мне достаточно одного взгляда на поведение его охраны, чтобы всё понять, а она упорно витает в облаках?