Накидываю хлопковое худи на плечи, беру в руки кеды и тихонько отворяю замок на двери. В доме по-прежнему царит удручающая тишина. И если для ночи это нормально, то как я выживу в этом унылом склепе днем, пусть и с роскошной обстановкой. Спускаюсь по лестнице и пробегаю мимо спящего охранника. Вахту он несет безответственно. Сполз на кресле и уронил телефон.
Вспоминаю о собаках, когда отворяю входную дверь. В страхе оглядываюсь по сторонам. Замечаю, что все доберманы закрыты в вольере и спят беспробудным сном, будто кто-то заблаговременно усыпил животных. Все выглядит очень подозрительно. Уже реально думаю растолкать охранника. Что, если в дом мистера Штраймана наведались бесстрашные воры и устроили пирушку в заброшенном домике?!
Звук барабанов манит магнитом. Решаю сначала самой все проштудировать, а в случае чего бежать за подмогой и поднять крик. В горле пересыхает от волнения. Я выхожу на влажный газон. Мои кеды в руке, но я решаю шагать босиком. Чертовски приятно ощущать сочную молодую зелень под уставшими ступнями. Да и когда мне еще выпадет возможность истоптать царский газон Герольда. Если б он увидел, то точно гнал бы меня сраной метлой обратно к маме на ранчо.
От удовольствия и запаха влажной травы щекочет носик. Одной рукой прижимаю кеды к груди, второй то и дело утираю капли воды от автополива с лица. Как ни пытаюсь уклониться и идти по дальней траектории, меня все равно обрызгивает. На улице летний зной, поэтому оказаться мокрой не критично. Чем ближе я подхожу к домику, тем тревожнее становится в душе. В окнах, завешенных серыми шторами, замечаю мелькающие силуэты женщин и мужчин. Там есть люди!
Ребра сжимает тисками от догадки. Оглядываюсь на замок Штраймана. Он ужасен. Сводчатая крыша тонет шпилями в сумраке ночного неба. Горгульи, как ночные мыши-мутанты, подсвечиваются синими фонарями. От того их каменные морды оживают и леденят страхом выпуклых глаз и массивных крыльев. Кажется, что они вот-вот спрыгнут вниз и полетят искать и терзать глупую жертву, коей являюсь я. Вообще, посредине поля я — идеальная мишень для нечисти. Помню из небылиц и сказок, что три часа ночи — это самый разгул дьявольских монстров. Пальцы судорожно сжимают кеды, и я их безжалостно приминаю к груди, забыв о грязных подошвах.
Барабаны стихают, и до моего слуха доносится монотонная начитка каких-то заклинаний. Бреду быстрее в сторону окна и приседаю вдоль стены, чтоб меня не заметили. В просвет штор наблюдаю жуткую картину. Смотрю настолько ошарашенно, что забываю, как дышать.
Помещение совершенно без мебели. Вдоль стен на полу расставлены восковые свечи. Языки пламени дрожат и лижут стены, отбрасывают искаженные тени. В кругу из свечей на коленях стоят полностью обнаженные три парня и одна девушка. Они склоняются в молитвенный плебейский поклон перед железным креслом. Оно выглядит грандиозным, громоздким. Будто его ковали на заказ, а эскизом послужил трон из "Игры престолов". Кресло пустует, но все взоры обращены на него. Пламя свечей мрачно бликует на заостренных копьях, что впиваются в самый потолок.
С трудом оторвав взгляд от пустующего трона и обнаженных молодых ребят, я замечаю шевеление вдоль стен. Как волна цунами, люди в одинаковых черных плащах с объемными капюшонами качаются в одном такте. Дьявольщина. Это сектанты какие-то. Неужели в доме Штраймана производят обряды жертвоприношения? На дубовом полу начерчены белым мелом пиктограммы. Круги и переплетенные витиеватые линии.
Невольно я стала свидетельницей тайного сборища и проведения непонятного обряда. Это пугает до жути, до икоты от нехватки воздуха в легких! Тело прошибает крупная дрожь. Мне становится холодно в мокрой одежде, когда я вижу главного властелина всей этой дьявольской мессы.