Стальной жесткий приказ заставляет мускулистого зверя замереть в прыжке и виновато сесть на тротуарную плитку. Я поднимаю глаза и вижу своего деда. В белоснежной рубашке поло и льняных брюках он идет мне навстречу. За спиной его торчит клюшка для гольфа, как эльфийский лук, а в кулаке он сжимает два белых шарика. Лицо и тело немца выглядит никак не по возрасту. Я-то ожидала увидеть брюзжащего старикана. А мне навстречу уверенно шагал Брюс Уиллис. Как и знаменитый актер, Герольд пострижен налысо, но это совершенно не портит его вид. Лицо мужчины широкое, скуластое. Орлиный нос и пытливый хищный взгляд прозрачных глаз. С удивлением подмечаю, что Штрайман накачен и подтянут, словно ему не пятьдесят шесть, а максимум сорок лет. Пораженно отступаю и вжимаюсь спиной в холодные прутья ворот.

— Здравствуйте, я Эвелина, ваша внучка.

Нарушаю молчание первой. Бесстрашно протягиваю руку для пожатия. Герольд смотрит на меня с презрением и насмешкой. Моя ладонь висит в воздухе. Я сжимаю кулак и опускаю руку. На другой прием я и не рассчитывала.

— Следуй за мной, — чеканит он каждое слово с раздражением. Не дожидаясь моего ответа, разворачивается и идет в сторону дома.

Помогать мне с чемоданом никто не собирается. Я тащу его сама уже онемевшими пальцами. Царственная обитель восхищает своей роскошью. В холле я оставляю чемодан и быстро скидываю кеды, и мне становится стыдно за простенькие хлопковые носочки с розовыми фламинго. Они, как и я, не ожидали очутиться в таких богатых хоромах.

Герольд, которого язык не поворачивается назвать дедом, проходит до двери в кабинет. Я застываю с открытым ртом и любуюсь водопадом хрустальных капель из сводчатого потолка. Люстра выглядит как шедевр искусного мастера. Просторный холл, безжизненный. А в доме царит такая подавляющая тишина, что мое дыхание кажется звуками горна.

Прохожу на носочках следом за Штрайманом. Неловко приоткрываю тяжелую дверь и вхожу в кабинет. Это помещение по площади может соревноваться со всем нашим домом на ранчо. Зеркальные шкафы вдоль стен заполнены папками с документами, а на деревянном лаковом столе стоит несколько раскрытых ноутбуков с надкусанным яблоком. Герольд уже сидит на своем троне. За его спиной панорамное окно, зашторенное молочной тюлью. За ним виднеются зеленые лужайки, вероятно, приспособленные для игры в гольф. Рядом с креслом деда замечаю клюшку, что блестит своей хромированной головкой. На нее смотреть легче, чем на сурового мужчину.

— Эвелина, ты все-таки приехала, — негромко начинает мужчина. Собирает пальцы в замок и подается на стол локтями. Он напоминает мне ястреба, готового убить глупую мышь. А жертва-то я!

— Мама вам писала на почту в интернете. Вы обещали меня встретить на вокзале...

Герольд начинает ухмыляться. И его выражение лица, циничное и жестокое, мне вообще не нравится.

— Я сказал твоей матери, чтоб она не смела присылать тебя ко мне. И встречать тебя на вокзале я не собирался.

— Но... почему? Я ведь ваша родная внучка. Не кажется ли вам, что заботиться о родственниках — это нормально? — предпринимаю попытку воззвать к человечности этого фашиста. А он начинает хрипло смеяться. И буравит меня своим тяжелым взглядом так, словно раскаленный свинец в душу льет.

— Эвелина, ты мне никто. И планы твоей нищей семейки по захвату моего наследства останутся нереализованными.

Огорошенная его словами, я бормочу скомканно:

— То есть как... никто? Я дочь вашего сына! Соответственно, хотите вы этого или нет, я ваша родная внучка!

— Девочка, твой отец не был мне сыном. Я сделал экспертизу, когда Роману было шестнадцать. Копию официального опровержения родства я отправил твоей матери по почте, вместе с отказом размещать тебя в своем доме. Так что, как видишь, ты зря тащилась через полстраны в мой дом. Тебе здесь нет места.