— Фоткай, пока у меня шея не затекла, — поторапливает Кузнецов.

— Ага, сейчас все будет, вы только лицо проще сделайте.

— Оно у меня и так несложное.

Я ловлю его в объектив камеры:

— Ну вы хотя бы улыбнитесь.

Кузнецов возвращает голову в нормальное положение.

— Зачем?

— Чтобы понравиться будущей жене, конечно.

— Я и так понравлюсь.

— Ладно, не хотите — не улыбайтесь. — Я тут же щелкаю камерой телефона.

— Эй, я еще не встал, как надо! — Кузнецов спешно пытается вернуться к позе самодовольного самца.

Для его успокоения снимаю его и в таком виде. А потом происходит странное: Кузнецов начинает расстегивать рубашку. Получается у него очень сексуально. Я на пару секунд засматриваюсь, облизываю губы:

— Василий, вам что, жарко?

— Нет.

— Для чего тогда вы расстегиваетесь?

— Я хочу сделать пару фото с голым торсом, — поясняет он. — Я ведь и правда хожу в тренажерку.

Кузнецов стягивает рубашку, кидает ее на табурет, стоящий в углу балкона. Должна признать, Василию есть чем гордиться. Он мускулист, да и кубики на животе имеются.

На этих самых кубиках я, кажется, задерживаю взгляд дольше, чем допускают приличия. Но мне ведь простительно: я не видела раздетых мужиков с самого развода.

Кузнецов замечает, какой эффект произвели на меня его мускулы, и на лице его опять проступает самодовольство.

— Нравится? — больше утверждает, чем спрашивает он.

— Вы в отличной форме, — признаю я, поспешно отводя взгляд. — Но вряд ли фото с голым торсом добавит вам очков.

— Почему это?

— Это мужчины любят глазами, а мы, женщины, в первую очередь, обращаем внимание на другое.

— И на что, интересно? — ехидно уточняет он. — На кошелек?

— Нет, на поступки.

Кузнецов смотрит на меня снисходительно:

— На свидании я впечатлю поступками. Но до него еще нужно дойти.

— Вот именно! — киваю я. — Полуголое фото прямо кричит, что вы кобель. Серьезные девушки вас забракуют.

— Не говори глупостей! — отмахивается он. — Серьезные девушки тоже любят горячих парней.

Ну и придурок! Зачем он вообще меня нанял, если даже не пытается прислушиваться к моим советам?

— Я бы вас точно забраковала, — цежу я.

Наши взгляды скрещиваются.

— Это не аргумент, Танчик, — с усмешкой возражает Кузнецов. — Может, у тебя просто слабая половая конституция? Я не слишком расстроюсь, если такие ледышки, как ты, будут обходить меня стороной.

— Как специалист, я все-таки рекомендую вам отказаться от обнаженки, — мрачно говорю я.

Он раздражается, скрещивает руки на груди:

— Хорошо, допустим, я откажусь. Но на что тогда мне цеплять девушек?

— Можно заснять, как вы что-то готовите, — предлагаю я. — Или как сажаете дерево. Это как раз будет про поступки.

— Сажаю дерево? — Его голос источает ехидство. — Где ты раньше-то была? Я за свою жизнь тысячи деревьев уже посадил и не знал, что это надо было запечатлеть.

— Зачем вы сажали деревья? — не понимаю я. — Где?

— Танчик, ты от стресса, что ли, подтормаживаешь? — Он пару раз щелкает пальцами у моего лица. — Тебе же Серега говорил, что у меня свой агрокомплекс.

— Разве? У вас же аптеки…

В голове  у меня проясняется. Боже, я — идиотка! «Кузнецовфарм» — это от английского слова «ферма», а не от слова «фармацевтика». Кузнецов у нас фермер. Деревенщина!

— Ох, теперь понятно, — вырывается у меня.

Кузнецов напрягается:

— Что именно тебе понятно?

— Все.